ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

     Предлагаемая публике «История социальных систем» содержит в себе изложение и оценку наиболее известных литературных проектов к улучшению экономического быта народов, - появлявшихся в известные периоды и отличающихся некоторыми, весьма существенными, общими чертами, именно теми, которые составляют принадлежность целой экономической школы, известной под именем социализма. Социализм - слово новое и, нам кажется, что ему дано не совсем правильное значение. Cоциальный, - значит собственно, общественный; и по этимологии социализм есть не что иное, как занятие общественными вопросами, служение общественному делу. И в этом смысле всякая книга, занимающаяся вопросами политики, права, политической экономии, есть социальная. Но по употреблению социализм есть направление, стремящееся к коренной реформе общественных и, преимущественно, экономических отношений, без всякого внимания к тому порядку, который сложился веками. От этого происходит следующая непоследовательность: противники социалистов, называя их этим именем, и называя их мысли и стремления социальными, в то же время называют их и антисоциальными. Таким образом, является видимое противоречие. - Для избежания его, стараются проекты и стремления называть не социальными, а социалистическими; но это слово еще не вытеснило из употребления слово «социальный», и едва ли вытеснит, потому что сами социалисты и даже многие несоциалисты продолжают держаться прежнего названия. - В социализме заключается коммунизм, как частное понятие, в общем; все коммунисты социалисты; потому что они стремятся к самой коренной реформе экономического быта, к уничтожению частной собственности; но не все социалисты коммунисты, потому что некоторые социалисты признают возможным сделать свою реформу без уничтожения собственности.
     Двусмысленность слова «социальный», между прочим, послужила причиною следующего факта в литературе политической экономии. Некоторые писатели дают своим трудам название «трактатов или принципов не политической экономии, а экономии социальной», например, Сисмонди, Дюнуайе. Некоторые из них имеют даже нечто общее с учением социалистов, как Сисмонди, который раньше и даже основательнее, чем социалисты, рассмотрел невыгодные стороны современного производства богатств. Другие писатели, занимавшиеся разработкою политической экономии вообще или по частям, также находили и указывали недостатки в экономическом устройстве Европы, например, Милль, Бланки, Дроз и прочие. Все такие писатели не войдут в рамки этого сочинения; потому что оно имеет в виду исключительно таких авторов, которые представили новые или только подновленные теории экономической и вообще социальной организации общества. Эти теории, как и всякие другие теории из области науки, имея свое общее право на внимание науки, имеют для нас некоторое особенное значение, как предостережение оттого, что допустила у себя Западная Европа, т.е. от развития пролетариата. - Кроме того, нельзя не обратить внимания и на тот странный факт, тот социальные теории нашли доступ в систему воззрений боле или менее значительной части нашего общества.
     Наш экономический быт весьма существенным образом отличается от экономического быта западной Европы, по крайней мере, относительно главной массы рабочего класса. Мы страдаем совсем не теми экономическими недостатками, которыми страдают корифеи западноевропейского экономического развития. Поэтому можно бы ожидать, что экономические теории, направленные к исправлению несуществующих у нас недостатков, если и найдут у нас бескорыстных партизан, то, исключительно, с точки зрения теоретической, без всякого практического значения. Между тем, оказалось противное; теории западных реформаторов, будучи усвоены нами, обнаружили непонятное с первого раза, стремление перейти в дело, для чего они, разумеется, не нашли ни материала, ни почвы. - Впрочем, это явление становится понятным, если его рассмотреть в ряду других явлений нашей общественной жизни. Перенимать с запада то, что нам не нужно, что не соответствует существенным особенностям нашего быта, особенностям нашего мировоззрения, и что, в сущности, не имеет никаких достоинств, нам не в первый раз; и даже в то время, когда новейшие экономические теории распространялись в одной части общества, одновременно с этим, другие теории, не менее ложные, или односторонние, распространялись в другой; в то время как одни благоговели перед каждою строчкою, исшедшую из-под пера Оуэна, Фурье или Л. Блана, другие благоговели перед другими именами и другими теориями. Существенная причина такого отношения к чужой мысли, как в том, так и в другом случае, заключается в непривычке поверять своею собственною меркою всякие новые теории, вообще в недостаточном знании собственного своего быта и в давно присущей нам мысли о бесспорном превосходстве всего, что есть и появляется на западе, перед тем, что есть у нас самих. В этом случае нам приходят на память недовольно оцененные слова замечательнейшего из наших мыслителей, покойного А.С. Хомякова. Нас губит, говорил он, наше суеверие, именно суеверие перед иностранною наукою. - Наши почитатели запада всегда относились и относятся к этой мысли с резким осуждением. Между тем, мысль Хомякова заключает в себя неоспоримую и весьма важную истину, и в самой себе, для всех вообще, и в особенности, для нас. Не против уважения к научной истине она направлена; она не требует отрицания того, что земля движется около солнца, что квадрат гипотенузы равняется сумме квадратов катетов, но под именем научной истины у нас часто выдаются совершенно несостоятельные, ложные теории, которые стараются только принять наружность научной истины.
     К ним, в области экономической, относятся все эти радикальные проекты социальной реформы. Но кроме них можно указать некоторые другие, которые, не принадлежа к области утопии, в практическом отношении повредили бы нам не только не меньше, а гораздо больше, чем самые опасные теории утопистов, потому что теории утопистов неисполнимы; осуществление их по необходимости должно остановиться на первом шагу; а теории, о которых мы говорим теперь, исполнимы, и несчастные результаты их оказываются только в продолжение десятков и даже сотен лет. Такова теория согласия интересов, вследствие которой, будто бы, при всяких данных обстоятельствах, экономические интересы народов сами собою приходят в согласие - и наилучшим образом удовлетворяются, и потом, как частные выводы из этой теории, - ненадобность обеспечения сельского населения посредством поземельного надела, уничтожение нашего мирского землевладения, ненадобность покровительства нашей мануфактурной промышленности и т.п. Осуществление этих теорий привело бы нас, действительно, к пролетариату со всеми его последствиями. Теперь мы избавлены от этого великого зла; история, которая во многих отношениях была к нам немилостива, дала нам такое экономическое устройство, о котором не смеет даже мечтать западная Европа. И серьезные ученые Западной Европы, еще в то время, когда у нас господствовало крепостное право, сравнивая положение рабочего населения у нас и на Западе, не могли не видеть существенных преимуществ в быте наших рабочих.
     Освобождение крестьян, с наделом их землею и с удержанием мирского землевладения, без сомнения, гарантирует нас от пролетариата и на будущее время, и дает нам возможность мирного и естественного развития и безостановочного прогресса в области политической и экономической жизни. - Таким образом, объяснения для появления у нас утопических проектов и стремлений нужно искать не в экономическом строе нашей жизни, а в нравственном состоянии и, отчасти, в обстоятельствах той среды, в которой они распространились. Никакое действие, без сомнения, без причины не бывает; и если для какого-нибудь действия не находится причины в нем самом, в той области, куда оно направлено, то его нужно искать в особенностях действующего лица и целой среды, в которой оно происходит. - Мы не станем указывать обстоятельства и особенности нравственного состояния той среды, в которой нашли себе сочувствие социальные идеи, не будем обращать внимание на некоторые особенности самих идей, отчасти благоприятствовавшие появлению и распространению их у нас. Они сами в себе, в своей сущности или только во внешности имеют некоторые черты, располагающие многих в их пользу. Во-первых, они представлялись как последнее слово науки, которой положения, без сомнения, обязательны для нас, как и для всех других, с тою только разницей, что мы, как заметил Хомяков, не стараемся разобрать, какие положения науки имеют действительно этот характер, а какие только кажутся такими. Во-вторых, они все, без исключения, отличаются гуманным характером; они стремятся устроить судьбу беднейших классов в Западной Европе; а у нас в последние годы стремление к гуманности вообще, заметным образом, преобладает во всем обществе и в литературе, причем не разбирается, принесет ли действительную пользу гуманная теория, или только навредит тем, в пользу кого она направлена. В-третьих, новые теории одну из существенных своих черт имеют в либерализме; авторы их и в своих сочинениях, и в практической жизни были большею частью представителями наиболее либеральных партий; а либерализм в последнее время также пользуется у нас особенным кредитом; причем, разумеется, не разбирается, где и до какой степени он разумен и прав; этот самый вопрос служит уже признаком отсталости, и даже злонамеренности в этом отношении.
     Наконец, новые теории были плодом запрещенным; и проходили они в общество в некотором смысле, путем контрабанды, обходившей умственные таможни, всегда неприятные людям, желающим знания истины. И это обстоятельство было, по-видимому, главною причиною, дававшею особый авторитет новым теориям. Серьезное обсуждение их было невозможно, и даже изложение в подлинном виде и под собственным их именем было очень трудно; потому они излагались иногда только в незначительных отрывках, в отдельных фразах, или под чужым именем. Через этот доступ их в общество мог иметь место, а правильное обсуждение не могло.
     Таким образом, различные проекты социальной реформы не подвергались обстоятельному обсуждению в нашей литературе. Большинство их, и именно такие, которые пользовались у нас наибольшим кредитом, даже совсем, почти неизвестны русской читающей публике. Другие известны посредством сочинений, которые относились к ним с безусловным уважением или, вообще, смотрели на них односторонне. И в таком случае они изложены не только без критики, но и без достаточной полноты. Все это не могло благоприятствовать истине, которая не боится света и всестороннего обсуждения, а, напротив, требует их, чтобы явиться во всей своей силе.
     В настоящем обозрении социальных систем, прежде всего, обращено внимание на изложение самих систем в наиболее существенных чертах их и в возможной полноте; причем, автор старался основные учения и развитие их приводить даже в собственных словах, рассматриваемых писателей. Подвергая их критике, автор обращал главное внимание, как на основные положения, так и на самые существенные построения в различных системах, оставляя большею частью в стороне подробности; потому что подробности составляют не что иное, как внешний вид, иногда только украшение всего здания; а внешний вид и украшения могут принимать самые разнообразные формы, в то время как сущность дела остается та же самая. И социалисты, по справедливости, жаловались на своих противников, что они нередко придирались к подробностям, оставляя в стороне сущность системы. Когда нам встречались две или несколько систем, сходных в существенных чертах, то мы больше внимания обращали на такие, которые ближе к нам по времени, или которые имели и имеют больший кредит, большую известность. - Главное внимание обращено, собственно, на теорию; но если за теорией следовали практические опыты осуществления ее, то и они не оставлены без внимания, а рассмотрены с возможной полнотою. Не обойдены без внимания даже и те опыты, которых теории нам неизвестны и могут быть открыты только в подробностях самых опытов, что относится, преимущественно, к опытам социальной реформы на религиозных основаниях.
     Все главы, входящие в первый том, были предварительно напечатаны в разных периодических изданиях; но для этого издания они все значительно переделаны и дополнены, потому что автор имел в виду представить, по возможности, обстоятельное изложение социальных теорий, которое могло бы удовлетворить людей, желающих иметь о научных предметах более сведений, нежели сколько их могут дать неспециальные журналы.