ПРЕДИСЛОВИЕ

     Очень не хотелось бы нам говорить о себе с первой строки настоящей книги, но мы или вовсе не обязаны отчитываться публике, или должны сказать ей, что «Воображаемые миры» задуманы вслед за появлением книги «Множественность миров», и что написаны они в одном и том же духе, и под внушением одних и тех же идей. Главная же причина, побудившая нас приступить к настоящему труду, - это ложные толкования, которыми люди легкомысленные испестрили канву доктрин, изложенных в книге «Множественность миров».
     Сосредоточив весь свет науки на одной великой идее - жизни всеобщей, осветить ее в ее действительном виде; выяснить ее необъятную распространенность и показать, что она составляет таинственную цель, вокруг которой вращается все здание вселенной, - по нашему мнению, это задача, разрешение которой представляется очень важным для нашей эпохи. Человек, решившийся затронуть подобный вопрос, становится в виду грозной цели. Выдвинуть за пределы видимого мира область органической жизни; расторгнуть завесу, скрывавшую от нас царство жизни в других мирах и позволить мысли пронестись в ее лучезарном ореоле, над разлитою до бесконечности жизнью - таковы основные положения, входившие в состав нашего плана. Не наше дело рассуждать, в какой мере достигнута цель эта; скажем только, что она стоит не вне тех пределов, пред которыми останавливаются силы науки.
     Главное: не следует смешивать настоящее произведение натуральной философии со стремлениями воображения. Ничего не может быть более несходственного между собою и более противоположного, и крайне неблагоразумно было бы присваивать себе право населять планеты и помещать на них те или другие существа в силу того, что обитаемость миров разумными тварями доказывается философией наук.
     Раз навсегда определенно выскажемся на счет этого. Человек, во время пребывания своего на земле, почерпает на этой планете зародыши или, по меньшей мере, форму своих действительных познаний, сущность своих идей, основу своих представлений, элементы могущества своего воображения, но вместе с тем он является вполне несостоятельным создать что-либо новое, стоящее вне круга его понятий. Он не в состоянии ни отрешиться от земных представлений, ни почерпнуть в неизвестном основы для своих сил. Все, что ни создал бы он, увлекаемый задором самого отважного воображения, всегда будет отзываться чисто земным происхождением. Но если бы, дав волю своему ретивому скакуну, это необузданное воображение ринулось бы в область неизмеримого, гоняясь за новыми существами, то вскоре мы увидели бы его погруженным в хаос и производящим одни лишь химерические уродства, далеко не оправдываемые наукою. Эта роковая слабость духа человеческого, усиливаясь относительно, делается чрезвычайно бесплодною вследствие всеобщего стремления природы к разнообразию. Кажется, что природа поставила себе законом - никогда не производить двух вполне тождественных существ, словно решилась она вечно держать поднятым знамя своих неисчерпаемых богатств и своего бесконечного могущества.
     Но не обязан ли представитель или защитник известного дела поддерживать последнее в его чистоте и предохранять его от нападок людей, находящихся в заблуждении или увлекающихся? Не на нем ли лежит обязанность устранять препятствия, удалять недоумения и преграждать доступ ложному свету, который мог бы воспрепятствовать полному блеску излюбленной красоты?
     «Критическому обзору теорий научных и вымышленных, древних и новейших, относительно обитателей светил небесных» предназначено достигнуть цели этой. Воздавая справедливость плодотворным силам воображения, выставляя на вид его могущество посредством занимательного исследования миров, исшедших из духа человеческого, обзор этот вместе с тем обнаружит действительную слабость воображения сравнительно с произведениями природы. Системы, созданные людьми в неизведанных пространствах неба, составляют занимательный предмет изучения, а зрелище творений, формулированных словом человеческим, обильно назиданиями и ощущениями всякого рода. Во всех возрастах человечества, окрыленная мысль человеческая устремлялась в небо. Когда же, выступая из пределов духовных стремлений, она заявляла притязания создавать физические формы, то порождала лишь причудливые призраки, причем последние представлялись или символическими образами и измененным, если не искаженным, воспроизведением существующих в природе тварей, или, по мере приписываемого себе воображением могущества, являлись они более или менее чудовищными.
     Прежде исторического обзора, содержащего в большом количестве миров воображаемых очень мало миров действительных. Мы намереваемся представить научное описание исследованных уже светил, описание настолько пространное, насколько дозволяется это астрономическими открытиями и затем уже определим: в каком виде представляется вселенная наблюдателю, находящемуся на каждой из изучаемых сфер. Описание это будет пополнено общими соображениями, непосредственно касающимися условий обитаемости тел небесных, например: вопросом о типе человеческом и разнообразии форм, о некоторых поразительных действиях сил природы, о начале и конце миров и проч. Исследования эти покажут, сколько различных усилий должно принять в соображение при серьезной попытке определить только возможное в области внеземной природы - о достижении пределов вероятного мы уже и не говорим, - войдут в состав первой части «Астрономического путешествия в пространствах небесных».
     Независимо от этого двоякого характера, нам кажется, что соображения, не менее достойные внимания, связаны для человечества с непреложнейшею из историй. В самом деле, пред нами разовьется полная история идеи множественности миров, начиная с первобытных времен, когда младенчествующее человечество под солнцем Востока взирало на мистические формы натурализма; затем, подвигаясь вперед среди превратностей времен, среди могущества и падения народов, успехов и упадка наук, рассказ наш вступит в века, в страданиях родившие нашу цивилизацию и, наконец, достигнет настоящей эпохи, когда из рук гения науки приняла скипетр всемирного владычества.
     Движения духа человеческого столь же ясно отпечатлеваются на расследованиях этой частной идеи, как и на всеобщей истории народов и государств. Порою случается при этом, что некоторые идеи, которыми тщеславится наша эпоха, всплывая на поверхность океана веков, являются нам отмеченными знамением почтенной древности, так что под нашим критическим анализом не мало проходит старых новостей, не вводя, однако ж, нас в заблуждение на счет своих метрических свидетельств.
     Итак, представив здание во всем его составе, мы положили исследовать исподволь его части, подобно зодчему, который вслед за геометрическим планом здания составляет чертеж скульптурных работ и украшений фасада, равно как и деталей внутренней отделки. Если толчок, сообщенный человеком известной идее из сферы философии, возбуждает в умах некоторое движение и вызывает вокруг его произведения различные манифестации, то необходимо, чтобы человек этот видел общность всего, относящегося к его предмету и представлял подобного рода приложения в их относительном значении с основною мыслью.
     Не сказать ли последнее слово на счет формы настоящего сочинения? Форма его не столь серьезна, как форма предшествовавшего труда: нам казалось, что одна и та же одежда не всем под стать и что внешний вид каждого должен соответствовать его внутреннему характеру. Дело сегодняшнего дня не столь нарядно, как вчерашнее; завтрашнее, быть может, покроется траурной фатою… Не обязаны ли мы представлять дщерей нашего духа в их действительном виде и лучше ли будет, если мы станем рядить их по собственному нашему желанию, не сообразуясь с их вкусом? Так как некоторые писатели заявили, что мы имеем «иерофанта и великого жреца», то очень мы счастливы возможностью разубедить их в этом в настоящем случае. Мы не представляем других доказательств, в которых нет, однако ж, недостатка, в надежде, что самая форма настоящей книги покажет, как мы далеки от притязаний на первосвященническую власть.

Фламмарион