ПРЕДИСЛОВИЕ
 

     Девятнадцатый век представляет, относительно метафизики, два совершенно противоположных течения. Первая его половина отличалась таким увлечением метафизическими началами, подобное которому едва ли можно найти в истории мысли. Система возникала за системою, одна глубже и величественнее другой. Казалось, мысль проникла во все тайны бытия и все свела к высшему, вытекающему из разума единству. И вдруг, на этой высоте, произошел поворот. Мысль приняла обратное движение. Метафизика была отвергнута, как негодный хлам; единственным источником познания признан был опыт.

     Люди, знакомые с историей развития человеческого мышления, не могли сомневаться в том, что эта новая односторонность буде столь же недолговечна, как и первая. Легкомысленные поклонники настоящей минуты могли считать исключительный эмпиризм последним словом науки и видит в метафизике отжившую очку зрения, окончательно сданную в архив; для более глубокого и основательного взгляда, это было не более как временное увлечение. За которым должны была последовать новая реакция. И точно, эта реакция теперь наступает. Чистый эмпиризм дал все, что он мог дать. Оказалось, что не только он совершенно неспособен свести к единству противоположные явления мысли и материального бытия, не только в области внутреннего опыта он приводит к полному извращению явлений и последовательно к отрицанию самой логики. Но даже в той сфере, где он празднует величайшие свои победы, в области материальных явлений, он сам не может обходиться без метафизических начал, и, вместо отрицания, приводит к их подтверждению. Понятия о материи, о силе, об атомах, о потенциальном и деятельном состоянии, о законе, как владычествующей в мире необходимости, суть понятия метафизические, и опытная наука не только их не отвергает, а напротив, полагает их  в основание всех своих выводов.

     Мыслители различных народностей и направлений начинают обращаться к метафизике, ожидая от нее высшего объединения человеческого знания. Для того чтобы оно стало научным началом, надобно, чтобы сама метафизика сделалась положительною наукой, имеющей свои вполне достоверные основания и свои совершенно твердые пути. Недостаточно говорить о необходимости метафизики; надобно представить ее как неотразимый факт. Материалы для этого научного построения существуют в изобилии; их доставляет история философии в своем всемирном развитии. Но необходимо эти материалы разработать, отделить в них существенное от несущественного, прочное от преходящего, и свести их к единству, согласному с современными требованиями.

     Такова неустранимая задача, которая предстоит современным философам, задача, без исполнения которой мысль не подвинется ни на шаг. Но как приняться за разработку метафизики, не утвердив предварительно логики на непреложных началах? Метафизика представляет развитие логических определений на основании логических законов; она вся держится на логике. Логика есть первая и  основная наука, дающая закон всем остальным. И эта наука, может быть исследована совершенно точным и достоверным образом, ибо предмет ее дается непосредственным самосознанием мысли, которая, познавая вещи, сознает при этом свои способы действия и свои пути. Всякое приобретенное человеком достоверное знание служит живым выражением логических законов, а потому с первого взгляда может показаться, что тут для сомнения нет места. А между тем, на деле мы видим не то. Именно эта основная наука подвергается таким разноречивым толкованиям и таким изумительным искажениям, как никакая другая. Формально она не отвергается, как метафизика; но по существу она отрицается всею школой чистых эмпириков.

     К счастью, логика заключает в себе начала, в которых нельзя сомневаться и которые известны давным-давно. Мы имеем и специальную науку, математику, основанную чисто на законах логической необходимости и дающую совершенно точное и достоверное знание. Стало быть, возможность достигнуть в этой области точной и достоверной истины для нас не закрыта. Не требуются даже те многосторонние исследования и те искусственные приемы, к которым прибегают ученые, старающиеся уловить связь внешних явлений. Начала и приемы мысли даются нам непосредственным самосознанием, и результаты их показывают, чего мы этим путем можем достигнуть. Для логических исследований нужно только взглянуть ясным и непредубежденным взором на то, что мы делаем, не внося сюда посторонних соображений и не сбиваясь с толку теориями, которые сами должны найти свое оправдание в логике.

     Без логического закона мы не можем сделать ни шага, ибо им определяется всякое действие разума; но в начале он является как бы в зародыше, в самом общем очертании, как чистое сознание необходимости, в конце же он получается во всей полноте, прошедши через все определения, чем самым утверждается полная его достоверность.

     Но как получить начало? Оно непосредственно вытекает из самого понятия о способах действия разума. Закон выражает постоянный и необходимый способ действия силы. Действия разума двояки: соединение и разделение. Всякая логическая операция состоит или в том, или в другом, а чаще всего заключает в себе оба вместе. Поэтому определения единства и множества суть основные начала разума при познании, какого бы то ни было предмета. Но эти два  противоположные определения, в свою очередь, связываются двумя противоположными путями, посредством соединения и посредством разделения. Первое дает конкретное сочетание единого и много, второе - их отношение. Эти четыре начала, которые очевидно ничто иное, как необходимые способы действия разума, как силы разлагающей и слагающей всякое содержание, представляют, таким образом, две перекрещивающиеся противоположности. Они образуют общую логическую схему для познания всякого предмета, а тем более для познания логических операций.

     Стараясь утвердить науку на прочных основаниях, я излагал только существенное, то, что представлялось мне совершенно достоверным и необходимым. Подробности я устранял, как могущие затемнить общую связь понятий. По той же причине я избегал и полемик, ограничиваясь немногими замечаниями, выясняющими дело или характеризующими современное состояние науки. Подкреплять изложенное опровержением чужих мнений значило бы дать сочинению неподобающую длинноту. Там, где дело идет о логической связи понятий, краткость и сжатость суть необходимые требования.

     Но, желая, по возможности, придать своим выводам точность и достоверность, я не скрываю от себя, что предлагаемые основания логики и метафизики составляют только первый шаг к достижению цели. Превратить в точную и достоверную науку массу сведений и понятий, находящихся в хаотическом состоянии и подлежащих самым разнородным толкованиям, есть задача, превышающая силы отдельного человека. Но кому-нибудь начать надо. Я предлагаю попытку и обращаюсь за содействием к тем молодым русским ученым, которые ныне подвизаются на философском пути.