ОТ ИЗДАТЕЛЯ
В этой книге Франц изложил общие начала физиологии государства, в самой ясной и общедоступной форме. Физиологический метод следования о государстве был в большом пренебрежении у ученых, занимающихся наукой о государстве, и потому нельзя не признать особенной заслугой со стороны Франца то, что формируя в научной форме свои теоретические исследования физиологических законов государственной жизни, он возводит, таким образом, физиологию государства на степень положительной науки.
Франц, оканчивая настоящее сочинение, обещал продолжение своих исследований по части политической физиологии, и одно из последующих его сочинений, именно Физиология государства, как основание политических наук, уже издано в русском переводе; но не ознакомившись с «Общими началами физиологии государства», читатель может встретить затруднение в уяснении себе воззрений Франца, изложенных в его последующих сочинениях.
Организацию государственных дел, развитие их и элементарное физиологическое учение, рассматривающее государственные тела как самобытное целое; но так как с природою государств сопряжены многие существенные жизненные условия, стоящие вне их, то эти условия и взаимодействие тех и других, по плану автора, должны быть также исследованы физиологически. «Государства, говорит Франц, связаны с землею, как с основанием своим. Составные части, которые образуют их, принадлежат гражданскому обществу. История составляет среду, в которой они живут. Наконец, солнцем, согревающим и освещающим их, являются художества, науки и религия». Это также послужит материалом для исследования отношения государств к земле, к гражданскому обществу, к истории и к царству духа.
По мысли Франца, цель его труда преимущественно состоит в том, чтобы хоть сколько-нибудь содействовать к разрушению фантастических представлений и схоластических форм, затемняющих правильность общественного суждения и препятствующих правильному взгляду на действительное положение политических дел. «И если многие политические сочинения, - говорит автор, - имеют целью пропагандировать мнения или интересы партий, то моя цель состоит в том, чтобы дать читателю возможность судить самому».
Признавая ложным существующее ныне в конституционных государствах отделение правительственной или исполнительной власти от законодательной, Франц полагает, что первая гарантия политической свободы заключается в том, чтобы законодательные учреждения имели известную долю и власти правительственной, или исполнительной. Вообще, Франц, нападая на принятое в современных государствах строгое разделение властей, видит исцеление современного недуга в таком распределении властей, чтобы власть была неразлучна с силой. В существующем же порядке, где сила составляет почти исключительную принадлежность исполнительной власти, Франц видит зародыш военного деспотизма, к которому в непродолжительное время должна придти Европа, и беспрерывных войн.
Франц стремится доказать, что всеобщая федерация должна быть признана целью европейской политики; осуществление же этого должно быть достигнуто тем, чтобы постепенно и мало помалу придавать политическому развитию федеративное направление, руководствуясь истинным историческим пониманием государственно развития и самой сущности федерации, а не внешностью федеративной формы.
Относительно представительства, автор разделяет то мнение, что воля не может быть переносима от одного лица на другое; переносить свою волю на других - значит лишиться своей воли и, следовательно, попасть в рабство. Поэтому, если хотят, чтобы в государстве господствовала воля народная и чтобы в особенности законодательство было выражением народной воли, то народ должен сам давать законы, и это не должно делаться через депутатов. Допуская раз, что народ должен давать законы, как этого требует современная демократия, необходимо допустить и вышеизложенное заключение, - говорит Франц.
Настоящая система представительства, по мнению Франца, уничтожает самое себя; но тем не менее представительство не только возможно, но и необходимо. Оно есть потребность и может иметь действительное место, но только не на фиктивном основании передачи воли через избрание.
Воля не передаваемая, но легко может произойти некоторая общая воля, вследствие постоянного сожительства людей в известном ограниченном кругу. Так как воля не есть отдельная вещь, а связана со всею человеческою жизнью, то общие убеждения, нравы и привычки, с другой стоны - общие потребности и интересы, могут так тесно связывать людей, что они в известном отношении составят одно тело или одну корпорацию, состоящую из главы и членов, общая воля которых всего проще выражается главою. Не следует это разуметь так, что будто отдельные члены перенесли на главу свою частную волю, но так, что воля целого концентрируется в главе такой корпорации вследствие реального жизненного общения. Далее, представим себе, что множество таких обществ существуют рядом, которые связаны общею национальностью или историею, а также многими другими общими потребностями, выходящими за пределы деятельности отдельных корпораций, и поэтому самому соединились в одно большое целое, которое именно и есть государство. Если примем это, то не будет никакого внутреннего противоречия, если все эти частные тела изберут депутатов для совещания и решения дел, касающихся всех. Эти депутаты составляют собрание, где дела решаются большинством голосов, которому естественно должны подчиняться отдельные члены, как условию неизбежному для пользования благодеяниями государственной связи.
Это было бы тоже представительство, но совершенно другого характера, чем представительство по ходячей теории. Само собою, разумеется, что такие депутаты могут выходить только из корпораций, которые ими представляются. Это есть основное условие, без которого всякое представительство есть внутренняя неправда. Конечно, обществам, избирающим депутатов, при этом было бы желательно связать их инструкциями, но это ослабило бы государственное общение и парализовало бы совещания. При всем том, депутаты остаются ответственными перед своими корпорациями и могут быть отозваны ими во всякое время. Но в таком случае они должны мирится с тем, что совещания будут продолжаться и без их представителей. Но самое собрание - мы назовем его сеймом - может решать только те дела, которые выходят за пределы компетентности отдельных корпораций и прямо признаны за государственные дела, во внутреннее же устройство отдельных корпораций оно не должно вмешиваться. Если бы при всем том потребовались изменения в этом отношении, то они совершаются не законодательным путем, а путем сделки. Это прямо следует из такой системы, ибо здесь представительство основывается не на индивидуумах, а на корпорациях, которые должны, поэтому иметь прочное существование. Точно так, как, даже по господствующей теории, законодательство не может располагать частными правами индивидуумов, так и здесь оно не располагает правами корпораций, которые составляют основу государства. При этом могут существовать многие другие корпорации, которые не имеют такого фундаментального характера и которые потому подчиняются общему законодательству. Но каковы должны быть эти фундаментальные корпорации, этого сказать вообще нельзя. Это могут быть общины, округа или провинции, или сословные корпорации. Где-нибудь должна быть твердая точка опоры, поставляющая границы даже самому законодательству, иначе опять можно придти к индивидуализму.
Едва ли нужно прибавлять, что по какой системе депутаты представляют только соответствующие корпорации; при этом не создается фикции, будто они представляют целый народ. Но когда они соединяются в собрание, тогда, конечно, это собрание представляет народ, именно потому, что народ состоит из всех тех элементов, из которых каждый имеет здесь своих отдельных представителей. Поэтому, посредствующим образом компетентность отдельного депутата простирается и на всю страну, но не непосредственно. Уже из предыдущего ясно видно, что это не просто формальное различие. Последствия его для практики неисчислимы. Ибо именно та фикция, что всякий депутат непосредственно представляет народ, подкопала всякую корпоративную самостоятельность, так как вследствие этого исходным пунктом совещаний была не самостоятельность отдельных корпораций, а национальное единство, которое до сих пор носится призраком во всех современных конституциях.
Таким образом, всякое истинное представительство должно опираться на федеральные основы; без них оно будет заключать в себе внутреннюю неправду, из чего в практике может произойти только система миражей, если не открытый обман. Поэтому, желать представительного государственного устройства - значит или желать федеративных отношений, или ничего не значит. Централизационные тенденции делают невозможным всякое представительное государственное устройство. Это доказывает пример Франции.
Таковы идеи и система Франца, кратким изложением которых, заимствованным из последующих его сочинений, мы признали нужным дополнить его «Общие начала Физиологии Государства».
1 августа 1870 г.