ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
 

     Вопрос о представительном устройстве, об его условиях и последствиях составляет один из самых живых интересов современной жизни. С конца прошедшего столетия, с тех пор, как Французская революция дала новый толчок либеральным идеям, народы Западной Европы неудержимо стремятся к представительным учреждениям. Борьба между требованиями свободы и правительствами, которые стараются их воздерживать, наполняет всю первую половину XIX века и продолжается доселе. Весы склоняются то на ту, то на другую сторону: то свобода бурным потоком пробивает себе путь сквозь все преграды, то опять торжествует реакция и народы, далее всех ушедшие в своих требованиях, ревностно восстановляют упавшее начало власти. Если в настоящее время вся Западная Европа усвоила себе начала конституционной монархии, то за исключением Англии нет почти страны, в которой бы представительный порядок успел утвердиться на прочных основах.

     Такая же шаткость господствует и в теории. Существенные черты представитель нового устройства более или менее признаются всеми; из опыта и науки успела выработаться определенная система. Но в подробностях, и весьма важных, далеко не установилось единомыслие. Самые живые вопрос, вопросы о преобладании того или другого элемента, остаются нерешенными. Одни требуют парламентского правления, другие стоят за независимую силу монархической власти. Затихшая после Французской революции борьба между монархическим началом и республиканским возгорелась снова. Вечный спор между аристократией и демократией продолжается и теперь. Но в особенности не выяснены условия представительного порядка. В этом отношении конституционная теория представляет самый существенный пробел.

     Что требуется для водворения и поддержания представительных учреждений? Где и когда они приложимы? На чем основана их сила? Вот вопросы, которые в настоящее время сделались менее ясны, нежели когда-либо. Была пора, когда думали, что сила разума сама собою способна установить в обществе свободу, что народам стоит поддержать, чтобы стяжать все благодеяния представительного порядка. Суровые уроки истории разрушили эти мечты. Неоднократный опыт, еще недавно повторенный, показал, как недолговечны идеальные построения. Теперь политические мыслители от теории обратились к жизни; они стараются исследовать общественные силы и в них найти основы для политического здания. Но разработка этих вопросов едва начинается; положительных результатов пока еще нет. Одни видят краеугольный камень политической свободы в личных правах, другие - в местном самоуправлении, те и другие одинаково неосновательно.

     Исследование учреждений и быта одного государства недостаточно для всестороннего понимания предмета. Только сравнительное изучение истории представительства у различных народов может привести к точным заключениям. А к этому доселе никто не приступал. Таким образом, вопрос об условиях представительного порядка едва затронут. Для исследования открывается здесь самое обширное поле.

     Русский писатель в некоторых отношениях находится в счастливом положении касательно всех этих вопросов. У нас они до сих пор не имели практического значения, а потому мы можем относиться к ним вполне беспристрастно. У нас нет и тех односторонних взглядов, которые вырабатываются историческою жизнью народа. Наконец, мы не причастны тем глубоким предубеждениям, которые разделяют немцем, французов и англичан. В качестве посторонних зрителей мы не можем спокойно сравнивать историю всех представительных государств и делать из нее выводы, не искаженные народным самолюбием или односторонними практическими целями. К этим данным мы можем присоединить и собственный свой исторический опыт, который дает нам, по крайней мере, отрицательные результаты. Русскому человеку невозможно становиться на точку зрения западных либералов, которые дают свободе абсолютное значение и выставляют ее непременным условием всякого гражданского развития. Принять это - значило бы отречься от всего своего прошедшего, отвергнуть очевидный и всеобъемлющий фат нашей истории, которая доказывает яснее дня, что самодержавие может вести народ громадными шагами на пути гражданственности и просвещения. Мы более, нежели кто-нибудь, должны быть убеждены, что образ правления, установленный в государстве, зависит от свойств и требований народной жизни и что безусловного правила здесь быть не может. Но самая эта точка зрения должна привести нас к более точному и многостороннему исследованию условий различных образов правления. В этом отношении наше прошлое не должно суживать наши взгляды. Русская история не мешает нам любить свободу, к которой, как к высшему идеалу, стремится всякая благородная душа. Особенно в настоящее время это начало нам менее чуждо, нежели когда-либо. Во имя свободы разрешаются вековые связи; великие преобразования вносят ее в наш гражданский быт, в суды, в местное управление, наконец, в самую печать. Как Негода, державною рукою Петра насаждалось у нас европейское просвещение, так ныне либеральные идеи, выработанные европейскою жизнью, водворяются нашею историей и жизнью. Добытое трудом и борьбою достается нам без потрясений и переворотов.

     При этом новом сближении с Европой вопрос о развитии либеральных учреждений получает для нас больший интерес, нежели прежде. Мы сравниваем свой собственный быт с чужим, чтоб уяснить себе особенности того и другого. Когда свобода становится основным элементом гражданского порядка, внимание общества, естественно, устремляется на изучение тех форм, которые может принимать это начало, и тех последствий, которые из него вытекают. Что такое свобода? Где ее границы? Чем определяется большее или меньшее ее развитие? Таковы поросы, которые сами собою рождаются в умах. Почин преобразований принадлежит верховной власти, но народу принадлежит самосознание. Оно составляет первое условие всякого разумного развития; без него остаются бесплодными самые полезные нововведения. К нему стремится и Россия после того великого и благородного переворота, которому она подвергалась. Везде, и наверху, и внизу, и в столицах, и в отдаленных углах государства, разделяются политические толки, более оживленные, нежели прежде; общественные дела занимают всех; газеты получают громадное значение; вырабатываются направления, и крайние, и умеренные, и реакционные; сословия начинают заявлять о своих желаниях и стремлениях. В этом детском лепете свободы слышится незрелость нашего общества, но это первый шаг к самосознанию. Внезапно водворившаяся свобода мысли слова при полном изменении всего быта должна породить и шаткость понятий, и неумеренные требований, и легкомысленные увлечения. Все это переработается естественным ходом жизни, которая учит безрассудных и смиряет нетерпеливых. Но чтобы выйти из умственного хаоса, в который в настоящее время погружено наше общество, нужно, прежде всего, выяснение понятий. Без этой теоретической работы практика остается бесплодною, ибо люди в своей деятельности руководятся мыслью, которая одна в состоянии воздерживать крайности и указывать цели и средства. Где нет гармонии в умах, не будет ее и в жизни. Без серьезного умственного труда тщетны и все меры, клонящиеся к утверждению власти. Общество, почуявшее свободу и начинающее рассуждать, должно быть ведено не только силой, но убеждением. Признанное к самодеятельности, оно должно в себе самом носить разумное сознание закона, а для этого необходимо. Чтобы оно ясно понимало и требования, и границы предоставленной ему свободы.

     Содействовать по мере сил этой задаче, способствовать выяснению понятий о свободе - такова цель настоящей книги. Она имеет в виду исследование норм и условий свободы в высшем ее проявлении, в области политической. Я желал сохранить здесь по возможности полное беспристрастие, не поддаваясь заманчивым увлечениям, не принимая готовых формул, а стараясь обсудить вопрос со всех сторон и подвести к общему итогу результаты, добытые европейскою наукой и практикой. Не скрою, что я люблю свободные учреждения, но я не считаю их приложимыми всегда и везде, и предпочитаю честное самодержавие несостоятельному представительству. Политическая свобода тогда только благотворна, когда она воздвигается на прочных основах, когда народная жизнь выработала все данные, необходимые для ее существования. Иначе она вносит в общество только разлад. Этим убеждением проникнута вся книга. Думаю, что эта точка зрения скорее его может оградить исследователя от односторонних взглядов и привести его к возможно полному пониманию предмета. Насколько я успел достигнуть своей цели - пусть судит читатель.
 

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ
 

     Первое издание этой книги вышло более тридцати лет тому назад. С тех пор в европейском мире произошли крупные события и перемены, которые потребовали дополнений к историческому изложению, хотя бы и в краткой форме. Потребовались и некоторые изменения: то, что говорилось о настоящем, пришлось отнести к прошлому. Но все  существенное осталось нетронутым. Новейшие события не только не поколебали высказанных здесь взглядов, но, напротив, могли служить им подтверждением. Надеюсь, что читатель примет благосклонно это второе издание, приноровленное к современному состоянию политического мира.