ПРЕДИСЛОВИЕ

     Настоящая книга представляет собой первый том задуманной мною работы по «Истории личной свободы во Франции с эпохи Старого порядка до наших дней».
     Невозможность разработать и опубликовать одновременно весь материал, который удалось мне собрать за время моего пребывания во Франции в 1903-1905 гг., лишает меня возможности опубликовать также и те общие выводы, к которым я пришел на основании изучения интересовавшего меня вопроса.
     Тем не менее, я полагаю, что выпускаемый мною теперь первый том, за которым в непродолжительном времени должны последовать и остальные, имеет и самостоятельное значение ввиду исключительной грандиозности и интереса тех эпох, беглой характеристике которых он посвящен.
     Под «личной» или «индивидуальной свободой» я разумею в моем исследовании так называемую «личную своду в тесном смысле этого слова», к которой государственники и административисты относят а) личную безопасность или неприкосновенность, т.е. совокупность гарантий против произвольных арестов и произвольных наказаний; b) свободу передвижения; с) неприкосновенность частного жилища и d) неприкосновенность частной корреспонденции. Последняя является необходимым логическим результатом личной безопасности.
      При том необычайном богатстве литературы, которым располагает Франция по самым разнообразным проблемам государственной и политической жизни, моя книга, посвященная одному из наиболее животрепещущих вопросов даже и для настоящей эпохи, как будто нуждается в особом оправдании. Казалось бы, Франция должна располагать в этой области не только грудами сырого исторического материала, но и серьезной специальной литературой, тем более что английский Hebeas Corpus Act уже с начала XIX-го столетия привлекает внимание французских ученых, практических юристов, политических деятелей.
     Но думать так было бы заблуждением! Правда, начиная с эпохи Великой революции Франция накопила величайшее множество памфлетов, брошюр, летучих листков и трактатов, посвященных вопросам личной свободы. Правда, что мы затруднились бы указать хотя одну значительную работу по истории Франции за последнее столетие, которая так или иначе не коснулась бы и вопроса о личной свободе. Но все эти главы, очерки, этюды отличаются или крайней поверхностью или тенденциозностью и не могут претендовать на какую-либо научную ценность. Одни из них писались на злобу дня и умерли с минутой, их породившей, другие охватывают лишь короткий период французской политической истории, третьи слишком бесцеремонно распоряжаются с историческим материалом в угоду своим политическим или партийным симпатиям, четвертые, наконец, преследуют широкие популяризаторские цели. Работы большинства «корифеев» французской исторической литературы, вроде Минье, Тьера, Мишле, Кине, Луи-Блана, Тэна и др., гораздо более являются пламенными памфлетами, изобилующими боевыми лозунгами pro и contra, чем спокойными «научными» исследованиями, ревниво оберегающими факты прошлого, равнодушными к битвам настоящего. Великая революция до сих пор продолжает еще гипнотизировать своих исследователей; до сих пор продолжают писаться работы «за революцию» и «против» нее; и с этой точки зрения трактуются и все предшествующие и все последующие события.
     Конечно, эта страстность, эта неспособность остаться беспартийной сообщают французской исторической литературе тот блеск, напряженность, силу пафоса, которые не имеют себе равных и невольно заражают читателя. Но единство и цельность настроения, экстаз и яркая красочность нередко идут вразрез с тем, что должно быть поставлено на первом месте в историческом исследовании - достоверностью. Наконец, что касается монографий, специально посвященных интересующему нас вопросу, то, если не считать многочисленных докторских тез, в лучшем случае представляющих собой основательную сводку законодательного материала, и не менее многочисленных книг, брошюр и журнальных статей, обсуждающих частные вопросы личной свободы во французском законодательстве и практике за тот или другой промежуток времени, мы едва можем указать две работы, поставившие себе аналогичную с нами задачу, т.е. исследование института личной свободы за весь период конституционной истории Франции.
     К таковым мы относим двухтомную работу Шалльмеля и исследование Декуртэ.
     Я прекрасно понимаю чрезвычайную трудность взятой на себя задачи. Передо мной лежала необъятная литература. Меня могла страшить не скудость, а богатство источников, часто еще не тронутых, неизвестных.
     Самый хронологический объем моей работы не позволял мне сосредоточить внимания исключительно на какой-нибудь одной эпохе. Наконец, все время должен был тщательно остерегаться, чтобы не повторять того, о чем уже раньше трактовалось в исполненных блеска и таланта трудах французских историков. Возможно, что много раз я не сумел удержать нужного равновесия, отчего пострадала стройность плана, вкрались недосмотры и пробелы. Я глубоко сознаю сам недостатки моей работы и ищу некоторого оправдания лишь в трудностях поставленной задачи.