ПРЕДИСЛОВИЕ
 

     Предлагаемое исследование посвящено систематическому анализу этического учения Спинозы. Слово «этический» мы разумеем при этом в его широком, родовом смысле, объемлющем собой и понятие нравственного, и понятие правового, как два различных вида «этического»; поэтому своей задачей ставим исследование не только собственно нравственного, но в той же мере и правового учении Спинозы.

     В наши дни систематическое изучение идей уже не нуждается в том оправдании, которое в дни торжества абсолютного историзма нужно было предпосылать попыткам изучать идеи в отрыве от социально-исторических условий, причинно обусловивших их возникновение и содержание. Классические образцы подобного изучения идей уже достаточно говорят за правомерность иных методов наряду с исторически-генетическим методом изучения идей. Но когда предметом исследования берут систему отдаленного прошлого, то может возникнуть вопрос о целесообразности философского анализа подобной доктрины. Не является ли все содержание этой системы идей лишь тем достоянием истории, для которого единственным уместным с точки зрения экономии научных сил, но все-таки не единственно возможным способом изучения является метод исторически-психологического анализа. Здесь возникает задача оправдания такой, а не иной постановки задачи исследования, ибо возникает вопрос, стоит ли изучать доктрину систематически, хотя бы даже и несомненно было, что ее так изучать можно. Мы приступаем к изучению доктрины, сложившейся более чем двести лет тому назад, и этот вопрос вполне уместен по отношению к ней. В самом деле, не является ли нравственное и правовое учение Спинозы сплошным достоянием истории, и  вправе ли в наши дни изучающий идеи амстердамского мыслителя заинтересоваться более задачей исторического и психологического объяснения учения Спинозы, чем задачей систематического анализа его понятий и оценки их значения

      Нам предстоит, таким образом, показать тот громадный интерес и то значение, какое может представить философский анализ комплекса идей, в угоду истории называемого «учением Спинозы о праве и морали.

     Этическая мудрость нашего века, утилитаризм родился из стремления познавать природу из необходимости причин и следствий. Всякое объективирующее мировоззрение, не признавая абсолютных целей, пытается заменить общеобязательность нравственной нормы всеобщностью естественного закона. Оно отыскивает в природе человека какое-нибудь универсальное устремление и бессознательно возродит его в нравственный принцип. Так стремление человека к собственному благополучию становится логическим центром утилитарной этики. Но можно ли прочнее и совершеннее утвердить его в метафизических глубинах. Стремление к самосохранению есть основной закон всего бытия. Стремиться к самосохранению и самоутверждению - это значит, согласно Спинозе – следовать божественной необходимости. Высшего самоутверждения достигает человек лишь в высшем духовном единении с Богом, в его мистическом постижении. Вот форма утилитаризма, которая не только своей метафизической глубиной, но и полнотой своего религиозного содержания и одушевления оставляет далеко за собой пошлый и плоский альтруизм английского утилитаризма. Но не в этом одном сила нравственного учения Спинозы. Гораздо более важен и поучителен его характер «этики гипотетического императива». Насильно упраздняя и подавляя запросы человеческого духа в их необъятной широте, объективирующее мировоззрение постоянно терпит свой крах в невольном и бессознательном возвращении к догматически отвергнутым точкам зрения и проблемам. Отрицая свободу воли и утверждая слепую необходимость всего происходящего в человеческом  мире, в мире социальных и экономических отношений, объективирующее миросозерцание неизбежно оставляет неудовлетворенной действенную сторону человеческого духа, а его защитники невольно попадают в положение «партии лунного затмения». Есть только одна возможность признать целеполагание и сознательную деятельность человека во вне, сохраняя предпосылки натуралистического типа философии - эта возможность есть «этика гипотетического императива», т.е. этика, как система условных предписаний для относительной этически, но всеобщей природной цели. К этому решению приближается Спиноза. Будет ли это подлинная этика, и можно ли, следовательно, говорить об этике спинозизм а - это послужит одной из проблем настоящей работы.

     Идеи самодеятельности, активности, самодостаточности, не раз повторявшиеся в качестве этического принципа и до и после Спинозы, нуждаются в своем углублении и обосновании именно в наши дни, столь характерные своей враждою к сильной личности. И обращение в этих целях к пантеистической системе Спинозы не должно казаться нелогичным. Ибо проповедь сильного разумом человека в этике Спинозы была поистине той проповедью аристократии духа, потребность в которой так настоятельно ощущается именно теперь в противовес крайностям нашего нивелирующего демократического строя. Мы видим, таким образом, что проблема этики спинозизма теснейшим образом связана с критической работой современности, направленной как на борьбу с призраками ложной научности, так и выработку нового нравственного сознания. Еще боле это оказывается справедливым по отношению к философии права Спинозы. Две проблемы стоят в центре его учения о праве: проблема реальности объективного права и проблема противоположности права естественного и положительного, т.е. то, что более всего стоит в центре современных научных исканий. Исключительная своеобразность учения Спинозы и естественном праве, позволяющая противопоставлять его учение чуть ли не всем прочим теориям естественного права сразу, представляет большие преимущества для «ориентировки» на ней проблемы обе a priori «правильного» права. Таким образом, две проблемы, центральные в философии права нашего времени, будут главным образом занимать и нас при анализе правно-философского учения Спинозы, это - реальность объективного права (a priori права вообще) и a priori правильного, естественного права в частности.

     Наше исследование было уже совсем окончено, когда появилась в свет книга Н.Н. Алексеева. Науки общественные и естественные в историческом взаимоотношении их методов. Ч. I-ая (М. 1912), первый отдел которой посвящен проблемам, затронутым и нашей работой. Вот почему, несмотря на значительное сходство точек зрения и решений, которое отмечаю с большим удовольствием, читатель не найдет в нашей работе никаких указаний на интересную книгу Н.Н. Алексеева.
 

Москва, 1912 г.