ПРЕДИСЛОВИЕ.

   Всякая писаная конституция представляет собой юридическое закрепление определенного момента в борьбе социальных сил, фиксацию известных наметившихся линий социального развития. Конституционный акт можно сравнить с гипсовой маской или слепком, снимаемым с живого лица действительности.
   Но, в отличие от гипсовой, конституционная маска не только отливается по своему оригиналу, но в значительной степени; определяет собой дальнейшее развитие его черт.
   Еще тридцать слишком лет тому назад Энгельс указывал, что, считая экономическое положение за основу, все же отнюдь не следует при определении течения и форм исторической борьбы упускать из виду «различные моменты надстройки»—из них на первом месте политический строй, после выигранной борьбы установленный победившим классом, правовые формы и даже отражения всего этого в мозгу участников в виде разных политических и правовых теорий.
    Не только для юриста-догматика, но и для социолога - позитивиста является таким образом чрезвычайно важным и нужным изучение конституционно-правовых форм современности.
   Изучение это представляет особый интерес в наше время, когда, как отметил покойный Джемс Брайс в «Modern Democracies» (1921), на развалинах трех мировых империй от Немецкого до Японского моря образовался целый ряд новых республик, претендовавших на самостоятельность и суверенитет. Но это же изучение в послевоенных условиях представляет большие технические трудности. И если западные юристы жалуются на невозможность достать конституции, например, Закавказья (тот же Брайс), то русский интеллигентный работник из-за недостатка материалов в последние годы не раз становился в тупик перед различными вопросами действующего конституционного права «Западной Европы и Америки после войны» (см. книгу Водовозова под этим заглавием).
    А между тем это право представляет не только чисто-теоретический интерес, но и весьма актуальный практический, поскольку речь идет об англо-саксонском мире, с которым нам приходится входить в соприкосновение, и о так называемых «лимитрофах» —граничащих с нами государствах балтийской, польско-литовской и скандинавской групп.
   Этому интересу пытается дать некоторое удовлетворение предлагаемый сборник, в 1-м выпуске которого помещены конституции Соединенных Штатов в новой редакции, Ирландии, Польши, Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии, а во 2-м предположено дать новые конституции Центральной Европы и Балкан (включая Румынию) и общий предметный указатель.
   Моя искренняя благодарность принадлежит здесь всем откликнувшимся на мою просьбу о присылке необходимых материалов и документов—в особенности А. Бертелеми (Париж), М.М. Воскресенскому (Москва) и Ф.К. Ламберт (Тарту).
   Каждой отдельной конституции предпосланы исторические введения, при составлении которых пришлось считаться как с наличностью достоверного материала, так и с необходимостью не превзойти намеченных размеров книги. Учитывая практические запросы, с которыми приходилось встречаться, я уделил более пристальное внимание истории польской и германской конституций. Рамки работы не позволяют входить здесь в детальную общую характеристику: я отмечу поэтому с социологической стороны лишь любопытное стремление правящих кругов новых государств найти опору в зажиточном крестьянстве. Почти всем конституциям предшествовал передел земли—крупные аграрные реформы (Чехия, Польша, Юго-Славия, Прибалтика, частью Ирландия, даже Румыния), отразившиеся в конституционных постановлениях об экспроприации и собственности (особенно Польша и Юго-Славия).
   С юридической стороны отмечу конституционализирование обязанности правительства иметь доверие парламента (Финляндия, Германия, Чехия, Австрия, Эстония, Польша, Латвия, Литва. Ирландия); выработку обязательства «финансового паспорта» при парламентской инициативе, т.е., указания средств на проектируемую реформу (Польша, Латвия, Чехия); безусловное стремление свести верхнюю палату (где она сохранилась) к скромной роли предостерегающего контролера; рост значения референдума (Ирландия, Латвия, Эстония и Германия); наконец, признание некоторыми государствами общепринятых норм международного права, как части конституции (Германия, Эстония, Чехия). Почти везде (кроме Латвии) новые конституции оттеняют начало защиты национальных меньшинств, и почти во всех них мы встречаем — унаследованные от XIX века — формулы «разделения властей» и «народного суверенитета». Во всех новых конституциях принято женское избирательное право (в Югославии и Румынии — в принципе). Этим здесь приходится ограничиться. Прибавлю, что кроме специально оговоренных в дальнейшем случаев сотрудничества С.Г. Подгаецкого и С.М. Бродович, за переводы везде ответствен лично я. При передаче на русский язык текста некоторых из конституций, например ирландской и финской, пришлось бороться с большими трудностями. Той, кому я больше всего обязан советом и ободрением, моей матери Екатерине Ивановне Дурденевской, я посвящаю эту работу в знак глубокой признательности.

В. Дурденевский.

Москва. 1 июня 1923.