ВВЕДЕНИЕ.

     Двадцать лет тому назад вышел в свет в Лондоне первый том работы доктора Скольса о «высших и низших» расах (кавычки автора). Этот капитальный труд, законченный только три года спустя, представляет собой подлинную черную книгу европейского империализма в его отношении к так называемым «отсталым расам». Автор показывает, как империалистические стремления крупных держав в последних десятилетиях XIX века привели к ряду насильственных захватов, к тяжелому экономическому подчинению целых народов, часто к «колониальному рабству», напоминающему об эпохе первоначального накопления и режиме испанских конквистадоров XVI столетия. Скольс не ограничивается, однако, картиной европейского владычества над народами желтой, черной и коричневой рас и выявлением экономических причин завоевательных устремлений европейских государств; он ставит вопрос о возможных результатах создавшегося положения и указывает, в качестве таких результатов, с одной стороны — развитие плутократии, «власти денег» в странах расы - победительницы, с другой стороны — ряд военных столкновений в погоне за колониями и нарастающий протест со стороны покоренных рас против экономического и политического господства белого человека. Результатом легко может быть грозная катастрофа.
     Книга Скольса прошла почти незамеченной, несмотря на большую ценность собранных в ней данных; как часто бывает, автор оказался непризнанным в своем отечестве пророком, что не помешало ему правильно, в общем, предвидеть ход событий. Уже во время выхода работы русско-японская война и последовавшая за ней первая русская революция расшевелили дремлющий Восток, вызвав целый цикл революционных взрывов в Персии, Турции, Китае и сильный подъем национального движения в Индии. Все эти азиатские революции приводили внешним образом к установлению европейских форм конституционного строя или (в Индии) к расширению местного самоуправления опять-таки по европейским образцам; но уже тогда более прозорливые наблюдатели капиталистического мира отмечали, что в переходе к европейским общественным порядкам — в первую очередь к парламентскому строю — пробужденная Азия видит прежде всего средство борьбы именно с «агрессивным европеизмом». И обратно, как подчеркнул в 1913 году Ленин, европейские империалисты оказываются в числе врагов демократии на Востоке, в числе противников китайского переворота 1912 г., в силу которого «просыпаются к жизни, к свету, к свободе сотни миллионов людей. Сказанное о Китае легко было распространить на Персию (стоит напомнить бригаду полковника Ляхова), на Индию и т.д.
     Так обстояло дело накануне мировой войны. Во время ее национально-освободительное движение на Востоке несколько затихло, частью сжатое железными тисками военной власти, частью отвлеченное приспособлением к новым экономическим условиям, быстро слагавшимся под влиянием того факта, что воюющая империалистическая Европа из поставщика превратилась в потребителя.
     С окончанием войны национальные стремления в Азии и частью в северной Африке вспыхивают с исключительной силой, и за последние пять лет мы видим целый поток революционного и реформаторского движения в Турции, Египте, Китае, Индии, Афганистане, Монголии, сопровождаемого провозглашением новых конституций, учреждением парламентов, требованиями и декларациями независимости и т.д.
     Причины этого резкого подъема национально-освободительной волны сводятся вкратце к трем пунктам:
     1. Во время войны многие восточные страны успели создать свой крупный торговый капитал и индустрию, и, например, Индия является сейчас восьмой промышленной страной мира. Молодая восточная буржуазия желает своих рынков для самой себя.
     2. Во время войны европейские державы втянули в свои армии большие массы своих колониальных подданных и союзников, призывая их к борьбе во имя демократии и равенства. Именно «равноправия и демократии», как отметил англичанин Б э кет он, угнетенные колониальные народы хотят и добиваются и после окончания войны.
     3. Создание после мировой войны на развалинах бывшей русской империи Союза Советских Республик и провозглашение им «равенства и суверенности народов» возбуждают надежды восточных национальностей и становятся для народов Востока своего рода революционизирующим моментом.
     Следует подчеркнуть, что это революционизирующее, зовущее к борьбе за независимость значение приобретается даже помимо каких-либо особых стараний самого СССР — просто фактом появления новой крупной политической силы, идущей путем, резко отличным от ранее практиковавшихся европейским империализмом, и стремящейся к прямо противоположной цели.
     В самом деле, чего хочет европейский империализм на Востоке?
     Прежде всего, поддержания уже создавшегося своего господства, продолжения использования и опеки восточных народов; для достижения этих целей империализм готов опереться на феодальные элементы восточных народов и с их помощью обуздать начинающееся движение; при этом идеологи империализма глубоко убеждены в «призвании европейца> господствовать и управлять.
     Это убеждение четко и ярко выражено в известном посвящении работы Керзона — «Проблемы Дальнего  Востока»: «Эта книга посвящается, — писал вождь английской дипломатии, — тем, кто верит, что Британская империя по воле провидения есть величайшее из когда-либо виденных миром орудий прогресса, и кто полагает вместе с автором, что дело этого орудия на Дальнем Востоке еще не закончено.
     В полную противоположность только что приведенным положениям, в Декларации прав трудящегося народа 1918 года, позже включенной в Советскую первую конституцию, мы находим характеристику колониальной «политики буржуазной цивилизации», как «варварской», строившейся «на порабощении сотен миллионов трудящегося населения в Азии, в колониях вообще и в малых странах»; конституция Союза ССР не менее определенно говорит о «колониальном рабстве в лагере капитализма».
     Убеждение в отрицательной роли империализма на Востоке, в необходимости для народов последнего взять в свои руки свою судьбу и вместе с тем разрешение острого для них национального и расового вопроса — неоднократно выражалось такими советскими авторами, как Ленин, Сталин, Павлович, при чем основными силами восточной революции деятели Советского Союза считают трудовые массы и радикально настроенную буржуазную интеллигенцию Востока.
     В краткой вводной статье не приходится входить ни в дальнейшее выяснение намеченного здесь контраста двух идеологий — «лагеря капитализма» и «лагеря социализма», — ни в анализ стоящих за этими идеологиями социальных сил. Важно лишь подчеркнуть, что указанный выше контраст отлично ощущается восточными народами: если не всегда сознанием, то инстинктом они схватывают, разницу двух миров, символизируемых фигурами Керзона и Ленина. Предпочтение явно отдавалось Востоком Ленину, и при свете этого факта старое, отмечавшееся еще в 80-х гг., соперничество в Азии между «государством лэндлордов и капиталистов», с одной стороны, и «крестьянским царством», ставшим рабоче-крестьянской Республикой, — с другой стороны, стало приобретать гораздо более острый и серьезный характер. Восточные страны за последние пять лет бурлят, как паровой котел под перегревом.
     Вполне естественно то внимание, которое при этих условиях привлекает к себе политика Востока. Прекрасно понимая его важность в мировом равновесии, западные государственные деятели и ученые выпускают в последние годы книгу за книгой, посвященные разнообразным восточным проблемам, и именно в их современной постановке. Здесь следует заметить такие крупные труды, как «Новый мир Ислама» Стоддарта, «Оттоманская империя и ее наследники» Миллера, «О старой и новой Индии» Чироля, «Турция, Багдадская дорога и державы» Ирла, «Новая конституция Индии» Ильберта, «Иностранные права в Китае» Виллугби и т.д., и т.д.
     В самое последнее время обратила на себя внимание крупная работа об Индии, автор которой — по видимому, видный английский политик — скрылся под псевдонимом Картхилля, и самое название которой «The lost Dominion» («Утерянное владение») глубоко характерно как для содержания работы, так и для той общей тревоги, которая испытывается руководителями английской политики на Востоке.
     Стоит подчеркнуть, что почти все большие отмеченные работы вышли в Англии или на английском языке; французские работы, в роде Шлихлена или Кайзера не могут идти в сравнение по серьезности. Это опять-таки показательно: «скала капитализма» — Англия — больше всех заинтересована в восточных рынках и колониях, и вот почему она с таким напряжением всматривается в политику и экономику Востока.
     Было бы неправильно, однако, полагать, что изучение ограничено только узкими рамками политического интереса: именно в последние годы европейцы много сделали для изучения культуры Востока в широком смысле: по одному Китаю за 1919—1924 годы можно насчитать до 20 работ по истории, религии, древнему искусству, философии, при чем в этих областях немцы и французы успешно соперничают с англичанами (Ростгорн, Франке, Масперо).
     Но можно думать, что именно повышенный интерес к происходящему на Востоке вызывает и повышенную деятельность по уяснению специальных сторон и корней восточной жизни. Возможного противника или союзника, по мнению европейцев, надо знать основательно. В пределах Союза ССР дело с изучением Востока обстоит много слабее, поскольку для этого изучения нужен именно интерес широких кругов. Конечно, русская наука не прекращала своей работы, и в отдельных областях востоковедения достигла больших результатов, — напомним хотя бы открытия экспедиции П.К. Козлова в Монголии; в последние годы кипучую деятельность развернула Ассоциация Востоковедения в Москве, издавшая ряд трудов и периодически выпускающая журнал «Новый Восток», по социально-политическим вопросам и культурной истории восточных стран; известное внимание восточным проблемам уделяется в журнале «Международная Жизнь» за 1924 —1925 года.
     Но за всем тем тот же «Новый Восток», например, больше известен специалистам за границей, чем читающей публике в пределах Союза ССР; средний читатель пользуется в СССР, главным образом, спешно написанными брошюрами по восточным вопросам, — брошюрами обычно небольшого содержания.
     В итоге получается распространение весьма поверхностных представлений о политическом и социальном строе Востока и, в частности, упорно держится старое обыкновение рассматривать весь Восток как совершенно однородную массу, — механическое «упрощенство» (выражение И.В. Джугашвили-Сталина). А между тем, — как указал Сталин в своей речи 18 мая 1925 г. на четырехлетней годовщине Коммунистического университета трудящихся Востока, — «своеобразие колоний и зависимых стран (на Востоке) в данный момент состоит в том, что единого и всеохватывающего колониального Востока нет больше в природе. Раньше представляли колониальный Восток, как нечто единое и единообразное. Теперь это представление не соответствует уже действительности. Мы имеем теперь, по крайней мере, три категории колониальных и зависимых стран. Во-первых, страны в роде Марокко, не имеющие или почти не имеющие своего пролетариата и в промышленном отношении совершенно неразвитые. Во-вторых, страны в роде Китая и Египта, в промышленном отношении мало развитые и имеющие сравнительно малочисленный пролетариат. В-третьих, страны в роде Индии, капиталистически более или менее развитые и имеющие более или менее многочисленный пролетариат. Ясно, что ставить все эти страны на одну доску нет никакой возможности».
     Рассматривая далее в той же речи три указанные группы стран с точки зрения их «революционных возможностей», И.В. Сталин подчеркнул риск «недооценки или переоценки» этих возможностей — в зависимости от неправильного учета политического положения буржуазии этих стран и ее отношения к пролетариату.
     Там, где промышленного пролетариата почти нет, как в Марокко или, скажем, в Персии, буржуазия Востока не имеет больших оснований к опасениям за себя от подъема народных масс, и национальная борьба с внешним гнетом империализма идет довольно сплошным фронтом, при сравнительно простой ситуации.
     В странах в роде Египта или Китая наблюдается уже раскол буржуазии на революционную и примиренческую группы, но поскольку второй не удается в достаточной мере «спаяться с империализмом», положение оказывается «хронически революционным», с постоянными колебаниями и «половинчатостью» и «непоследовательностью» политики имущего слоя. Пролетарским элементам приходится строить свою тактику и расчеты на союзе пролетариата и мелкобуржуазного крестьянства.
     Наконец, в странах со значительным пролетариатом, в роде Индии, национальная буржуазия «раскололась на революционную и соглашательскую партии», и «соглашательская часть этой буржуазии успела уже сговориться в основном с империализмом». Это — часть «наиболее богатая и влиятельная», которая боится революции больше, чем империализма.
     Следует добавить, что, помимо подчеркнутого Сталиным чисто классового страха, peur bourgeoise, имущие слои Востока притягиваются к империализму его, так сказать, техническим обаянием и его кредитными возможностями. Западный капитал необходим для развития восточной индустрии; западная техника — в частности дорожная и военная — необходима для налажения нового государственного аппарата. Империализм располагает нужными средствами, технически так или иначе подымает Восток, — и этим бесспорно импонирует верхам местного общества.
     Поскольку пока именно эти верхи руководят национальным движением и дают ему тон, они подражают европейским техническим формам и в организации нового государственного строя, которой им удается добиться в борьбе с империалистами.
     За исключением Монголии и частью Турции, о которых ниже, мы находим теперь во всех почти восточных странах разные виды имитации европейских конституционных порядков, чаще всего — английских. Поскольку при этом в различных формах восточных конституций переходного периода несомненно отразилось различие соотношений классовых сил в разных странах, знание этих форм и их возникновения приобретает большой интерес не только для социолога, политика и юриста, но и для всякого, старающегося разобраться в восточной действительности.
     Между тем, такое знание очень редко и очень затруднено. Большинство восточных конституций появились в последние годы;  далеко не все они переведены на европейские языки, и в тех случаях, когда эти переводы имеются (Китай, Япония, Турция, Персия), они разбросаны по специальным журналам и изданиям. Предлагаемый ниже сборник русских переводов с историческими введениями, построенный в общем по типу «Послевоенных конституций Запада» Дурденевского, имеет целью дать в руки занимающимся Востоком лицам, и, в частности, студентам и преподавателям международных отделений, удобное документальное пособие при работе по конституциям восточных стран.
     При этом из стран арабского языка нами включен в поле зрения данного сборника только Египет, формально имеющий международный суверенитет; так называемые «мандатные страны» сиро-аравийской группы в значительной мере еще не вышли из стадии политической туманности, и их положение требует особого и детального освещения в отдельной работе. Среди вошедших в книгу конституций могут быть намечены следующие группы: А) труппа отсталых монархических конституций, напоминающих — в области бюджетного права, чрезвычайных указов, общей ограниченности компетенций парламента — о русских Основных Законах 1906 г.; таковы Япония и Индия; Б) группа прогрессирующих монархических национальных форм, — таковы Египет, Афганистан и Персия; В) группа республиканская — с умеренным Китаем, более радикальной Турцией, испытавшей некоторое влияние Советской конституции (Совет Комиссаров), и еще более радикальной Монголией, превратившейся в Советскую народную республику и сильно ограничившей в правах свою буржуазию.
     Может показаться странным, что как раз две наиболее промышленные страны Востока — Индия и Япония - имеют очень отсталые конституции. Объясняется это именно тем, что индийская буржуазия вошла в довольно тесный контакт с британским империализмом, а японская успела в свое время наладить тесный союз нарождающегося капитализма с уцелевшими силами феодального дворянства. Однако в Индии растет демократическое движение, а в Японии в 1925 году правительству уже пришлось пойти на введение всеобщего избирательного права.
     Из стран второй группы более близок к первой группе, пожалуй, Египет, где опять-таки есть известный — более слабый чем в Индии — контакт части местных верхов с Англией, и где поэтому в конституции на каждую либеральную статью вплетается искусно маскированная контр-статья. Мало-промышленная Персия менее поддалась иноземному влиянию; в ее конституции, написанной цветистым восточным языком, очень заметна охрана интересов именно местной торговой буржуазии и богатого духовенства.
     Особо должен быть отмечен Афганистан, монархическая конституция которого пока делает первые шаги (полуназначенное представительство); социологически он тяготеет ко второй группе и, в общем, идет по пути Персии.
     Страны республиканской группы все недавно проходили через бурные национальные революции и гражданские войны; при этом близость с Советским Союзом дала в Турции большую демократичность избирательного права (всеобщее мужское), и некоторые заимствования в организации исполнительной власти, а в Монголии — советскую избирательную и правительственную систему, декларацию прав трудящихся и монополию внешней торговли, проводимую, впрочем, постепенно.
    Государственные институты большинства стран (кроме Монголии) моделированы по европейским: мы видим здесь двупалатную систему законодательных учреждений (кроме Афганистана и Турции), советы министров, формальное разделение властей и выделение судебной функции; не забыты обычное провозглашение равенства перед законом, права граждан (кроме Индии), «народный суверенитет» (Китай, Турция и даже, в смягченной форме, монархические Египет и Персия).
    Только что названные четыре страны признают так называемый «формальный парламентаризм», т.е. обязанность министров уходить в отставку при получении недоверия. Характерны для восточных стран отсутствие избирательных прав у женщин (только в Монголии признаны) и склонность к цензовому избирательному праву (исключение — Турция, Япония), объясняемая руководящей ролью буржуазии. Референдума нет нигде, выборы большею частью многостепенные.
     Стоит заметить, что уже упоминавшееся сходство с русской конституцией 1906 г. наблюдается не только в Индии и Японии, но в некоторых отношениях также в Египте (чрезвычайные указы, устройство верхней палаты).

     Сказанного достаточно для общей ориентировки читателя в материале сборника. При составлении последнего Е.Ф. Лудшувейт взял на себя работу по Египту, Турции, Персии и Афганистану, а В.Н. Дурденевский — работу по Индии, Китаю, Монголии и Японии, а также общую редакцию текстов. Расположение конституций в сборнике принято геополитическое — Ближний, Средний, Дальний Восток, — как более отвечающее привычным представлениям.
     Даже в поставленных нами себе рамках — дать конституции стран, имеющих свой голос в международном обиходе (Индия с 1919 г.), — задача оказалась достаточно обширной и трудной.
     Не нам, конечно, судить, насколько мы с ней справились; но мы обязаны здесь искренней признательностью всем, приходившим нам на помощь советом или источниками.

Октябрь 1925 г.