ВВЕДЕНИЕ
От совокупности разного рода обстоятельств теория улик приобрела то значение и занимательность в Науке уголовного судопроизводства, плодом которых было появление в юридической литературе множества сочинений об этом предмете. Главнейшими из сих обстоятельств должно признать:
1) многоразличное употребление, какое может быть сделано из улик при уголовном судопроизводстве вообще;
2) необходимость выполнить пробел, произведенный в системе судебных доказательств запрещением пыток;
3) усилившееся влияние Философии вообще и Логики в особенности на начала уголовно судопроизводства;
4) ослабление доверия к прочим родам доказательств;
5) самое смягчение уголовных законов, при прежней суровости которых законодатели, естественно, были более склонны к уменьшению, нежели к умножению способов изобличения преступников.
Не все из означенных теперь поводов были, однако ж, равно могущественными двигателями умов к установлению точного понятия об уликах и к определению границ применяемости их в делах уголовных. Влияние первых трех обнаружилось раньше и действовало с большею, в сравнении с прочими, силою. Так, что касается самого первого из вышеприведенных обстоятельств, то уже древнейшие Итальянские криминалисты: Анжело Арретин, Гандини и особенно Клярус ясно осознавали, как обширен может быть круг применения улик в уголовном судопроизводстве. Во всех главных моментах тогдашнего розыскного уголовного процесса, - в предварительном и формальном следствии, в назначении пытки и в постановлении осуждающего приговора, - улики, по мнению основательного из упомянутых криминалистов, именно Кляруса, могут быть более или менее сильными орудиями в руках судей и следопроизводителей. Несмотря на реформу, произведенную отменой пыток, улики сохранили прежнее свое значение и в нынешнем уголовном процессе, особенно же относительно следопроизводства. В них может содержаться повод к начатию следствия; в них может иметь следователь твердую точку опоры для всех остальных своих действий.
Для судьи, в тех законодательствах, которые приписывают уликам силу полного доказательства (и куда относится большая часть новейших иностранных уголовных кодексов), значение их очевидно. Но и там, где вовсе запрещается осуждать на основании улик, как например, в землях, в которых еще и поныне действует, под названием Каролины, уложение Немецкого Императора Карла V-го, они не вовсе остаются без применения. Подозрение, которое вследствие сильных улик продолжает тяготеть над подсудимым, может вести к назначению ему очистительной присяги, или к тому, что называется освобождением от инстанции - absolutio stantibus rebus, absolution ab instantia, - или к требованию по нем поручительства, или наконец к установлению полицейского над ним надзора. Даже в государствах, где судьи основывают приговоры единственно на внутреннем своем убеждении, в котором не обязаны давать отчета, вопрос о свойстве и значении улик, не находя места в уложениях, не имеющих теории доказательств, делается важным предметом разысканий в сочинениях, предназначаемых для наставления и руководства самых сих судей, в особенности же присяжных. При таком пространстве возможного применения улик неудивительно, что процессуалисты с давних времен обращают на них преимущественное свое внимание.
Новое и более неотразимое побуждение к исследованию улик открылось в повсеместном уничтожении пыток, силою ли закона, или же безмолвным соглашением - per dessuetudinem. Но этим переворотом произведен был как бы пробел в системе доказательств. Осуждением преступника поставлено было некоторым образом в зависимость от него самого: если он не хотел добровольным признанием сам навлечь на себя наказание и если при содеянии преступления был так осторожен, что предупредил присутствие при том двух достоверных против себя свидетелей, то мог оставаться ненаказанным. Это обстоятельство заставило многих желать допущения доказательства уликами. Другие, считая их самым обманчивым способом достижения истины, для восполнения сделавшейся недостаточною системы доказательств предлагали иные средства, как то: чрезвычайные, т.е. уменьшенные против определяемых общими правилами закона, наказания - ausserordentliche Strafen, - содержание подозрительных, но неуличенных подсудимых в темнице, принятие суда присяжных и т.п. В борьбе сих взаимно противоположных мнений выработалась обширная литература об уликах: самые законодательства усвоением того или другого из них давали повод к новым попыткам решить этот вопрос, столь важный по своим практическим последствиям.
Перейдем теперь к третьему обстоятельству. Причин усилившегося ныне влияния на уголовный процесс Философии вообще и Логики в частности надлежит искать в успехах, сделанных последнею относительно так называемой гносологии (теория познания, Wissenschaf), развитие которой принадлежит к числу самых прочных и неоспоримых приобретений в области человеческого ведения. Несмотря на чрезвычайное разнообразие уголовно-судопроизводственных законоположений, все они представляют лишь различные меры и пути, могущие вести к удостоверению в действительности, или недействительности известного факта, другими словами, содержат в себе указания средств к познанию истины. Доступна ли для человека истина вообще, какое имеет он ручательство в ее познании, свидетельство ли только здравых внешних чувств, или же и изречения действующего согласно со своими врожденными законами разума; - вот вопросы, которые, в особенности со времен Канта, считаются самыми важными в Философии, от решения которых зависит вся судьба ее, и которые в своем применении к уголовному судопроизводству - не что иное, как статья о значении прямых доказательств и улик.
Говоря об ослаблении доверия к прямым доказательствам, мы имели в виду преимущественно сомнения, высказанные некоторыми новейшими криминалистами на счет ценности свидетельских показаний. Эти сомнения, являясь естественными спутниками возрастающей образованности, имеют более субъективный, нежели объективный источник происхождения, т.е. с образованностью усиливается не склонность к лжесвидетельствам, или легкомысленным, не соответствующим истине показаниям, но склонность к оподозрению свидетелей. - Цель всех этих попыток поколебать доверие к прямым доказательствам очевидна и даже ясно высказывается теми, которые их делают: ограничивая в существующей системе исключительно прямых доказательств круг применения сих последних, они хотят как бы очистить в ней место для улик, которые таким образом становятся одним из важнейших процессуальных вопросов.
Наконец, что касается смягчения уголовных законов и влияний сего обстоятельства на тщательнейшее развитие статьи об уликах, то выше приведенная причина этого явления подтверждается и самым допущением доказательства посредством сих последних в новейших иностранных кодексах. В тех случаях, когда речь идет о тягчайшем из последствий преступления, именно о смертной казни, умноженное принятием улик число доказательств опять уменьшается запрещением постановлять смертные приговоры без собственного сознания виновника, или без свидетельства посторонних, достоверных людей. Из этого видно, что чем суровее наказания, тем ограниченнее бывает круг доказательств, и наоборот, чем легче первые, тем сложнее система последних.
При действии означенных теперь и, может быть, разных других, менее уловимых для наблюдателя факторов составился огромный итог различного наименования и объема сочинений об уликах. Предполагая органическое развитие этого вопроса в Науке, т.е. что каждый последующий писатель, по мере возможности и сил, воспользовался сделанными до него разысканиями, и, следовательно, как бы примкнул свой труд к трудам предшественников, мы исчислим эти произведения в хронологическом порядке, поместив, однако ж, в особом втором Отделе те из них, с подробностями содержания которых мы не имели средств познакомиться. Держась означенного порядка при изучении литературы сего предмета, будущие его исследователи могут вернее оценить заслуги каждого из писателей и точнее определить задачу, предлежащую им самим для разрешения.