ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

     Предлагаемому читателям переводу новейшего немецкого курса уголовного судопроизводства мы решаемся предпослать несколько замечаний в оправдание его издания.
     За последнее время в России раздавалось немало голосов в пользу серьезного изменения уголовного судопроизводства, введенного уставами императора Александра II. Таковы предположения о реформе предварительного следствия, всецело покоящегося на розыскном (инквизиционном) начале; таков также вопрос о пределах власти присяжных заседателей и коронных судей в решении уголовных дел.
     Два эти примера показывают, насколько важны вопросы, с которыми, рано или поздно, придется столкнуться всякому юристу суда, кабинета или кафедры.
     Предварительное следствие многие предлагают устроить по английскому образцу, с предоставлением сторон деятельного участия и, в частности, обвиняемому - широкого права формальной защиты. Эти реформы представляются требованиями начала состязательности в процессе.
     Раздаются голоса, требующие, чтобы присяжные заседатели ограничивались решением вопросов факта, но установить точные границы между вопросами права и факта невозможно. Трудно всякому свидетелю процесса, а следовательно, и присяжному, всецело находясь под впечатлением развернувшейся перед ним драмы, не будучи связанным никакими законными доказательствами, при постановлении решения соблюсти пределы предоставленной ему власти, не давая по вопросу факта такого ответа, который предрешает вопрос права, а иногда даже совершенно устраняет возможность решения вопроса права наперекор «крайнему внутреннему убеждению» присяжного. Вопрос об отношениях суда и присяжных стоит в тесной связи с учением о доказательстве, на котором основан современный уголовный процесс.
     В виду этого, предлагая перевод новейшего сочинения по германскому уголовному судопроизводству, мы надеемся удовлетворить одной из насущных потребностей русских юристов. После замечательных «Объяснений к уставу уголовного судопроизводства» издания государственной канцелярии, и «Русского уголовного судопроизводства» покойного профессора Чебышева-Дмитриева, имевшего в виду исключительно потребности практики, в русской литературе до сих пор не появлялось законченных трудов по уголовно-процессуальному праву. Мы думаем, что рядом с новыми учебниками и руководствами русского уголовного процесса, которых надо ожидать в близком будущем, наш перевод «Руководства к уголовному процессу» сохранит свой особенный интерес, в течение весьма долгого времени.
     Английский процесс слишком тесно связан с особенностями характера и истории нации. Французский процесс ожидают крупные реформы. Германский устав 1877 года имеет значение добросовестной попытки преобразовать тот порядок судопроизводства, который сложился в государствах средней Европы, внесением в него начал, принятых в судопроизводстве английском и шотландском.
     В 1873 году профессор Глазер, известный уже многочисленными исследованиями в области уголовного судопроизводства, будучи австрийским министром юстиции, опубликовал устав уголовного судопроизводства для Австрии. Этот устав послужил во многих отношениях образцом составителям германского устава.
     Взгляд почтенного ученого на отношение между этими двумя законодательными памятниками читатель увидит из предисловия, которое он предпослал переводимому нами руководству.
     В настоящее время вышел первый том сочинения Глазера, посвященного им Рудольфу Иерингу и Иосифу Унгеру. Он представляет собой вполне законченный труд, обнимая: исторический очерк, учение об уголовном иске, и учение о доказательствах.
     Это «Руководство уголовного процесса» составляет часть обширного издания, предпринятого профессором Биндингом в Лейпциге под названием: «Руководство германского правоведения». Пределы, в которых должен был держаться Глазер при составлении своего курса, заставили его выделить некоторые исследования по учению и доказательствам в особый, дополнительный том, о чем он говорит в вышеупомянутом предисловии. Мы заменили те параграфы Руководства, которые составляют лишь краткий конспект, более подробными, соответствующими им, отделами приложения.
     Прибавим еще, что для уменьшения объема перевода мы опустили многочисленные ссылки Глазера на источники: не будучи введены в текст, они представляют интерес только для специалистов, которые, конечно, запасутся оригиналом.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

     Между благодетельными последствиями новой кодификации, в особенности такой, какая выпала на долю уголовного судопроизводства в Германии, ни одно, быть может, не замечается сильнее, чем та «tabula rasa», которая вследствие этой кодификации, явилась в области уголовного процесса. Собрания судебных решений, произведения литературы, стремящиеся осветить происхождение и условия применения многочисленных законов относительно одного и того же предмета, законов, вечно близких и вечно далеких один от другого, научные споры, вызванные неясною редакцией текста закона, сопоставлениями его с другими текстами, столкновении новых учреждений или задач со старыми преданиями, или даже просто случайным разногласием по поводу отдельных пунктов - все это понемногу составило такое пособие, которым на практике и при научной разработке законодательства необходимо и, в то же время, далеко нелегко пользоваться. В виду этого, новая кодификация, с окончанием которой эти пособия остаются в стороне, представляется, несомненно, благодеянием. Но при этом оказывается, что такое ожидание не было вполне справедливым. Слова нового закона, вводимые им учреждения, тот дух, в котором закон толкуется и применяется, все это - результат предшествовавшего состояния права, тех стремлений, борьбы, даже тех недоразумений, из которых возникло это право и которые отчасти сами возникли из него. Во многих отношениях сохранились те же юридические положения, на разъяснения которых было истрачено много умственной работы, которой плоды, переходя из поколения к поколению, даже от одного столетия к другому, постоянно увеличивались. Пренебрегать этими результатами мысли нельзя на том единственном основании, что они стоят в связи, в сущности, чисто внешнего свойства с законоположениями и учреждениями, теперь отмененными или измененными.
     Поэтому научная разработка нового права, в особенности такая, которая должна составить одну стройную систему и предпринимается во время, когда еще литература и судебная практика в этой области не достигли такого развития, чтобы могли существенно облегчать или задерживать работу, должна, прежде всего, установить связь прошедшего с настоящим, отделить то, что есть действительно нового, от всего того, что теперь облечено лишь в новую редакцию и поставлено в связь с другими положениями. Нужно искать объяснения первого в нем самом, объяснения положений, сложившихся исторически в истории, выделить из массы литературных пособий прошедших эпох все действительно устаревшие, а все то, что имеет цену, отделить от других положений, которые лишь затемняют его смысл, и пересадить на почву нового права. Далее систематическая форма обработки дает возможность и заставляет обращать особенное внимание на положения, которые не получили, при новой кодификации, выражения в словах закона, по которым вытекают из общего плана законодательства и истории его развития, или, по крайней мере, имеют их своим основанием.
     При начертании плана этого сочинения и при составлении этого первого тома его, я именно так смотрел на свою задачу, как ни представлялась она тяжелою для моих сил. Две книги этого тома содержат разработку таких предметов, к которым всего более применимо все вышесказанное. Первое место принадлежит здесь учению о доказательстве, за которым я бы охотно поместил учение об уголовном иске (Strafklage), учение, всецело принадлежащее настоящему времени. Но недостаток места не позволил мне сделать это и заставил меня отделить пока немалую долю подробных исследований, посвященных преимущественно истории развития учения о доказательствах и критике доказательств, и поместить их в отдельном дополнении (Excursenband). Этот дополнительный том и вторая книга настоящего сочинения, независимые друг от друга, служат в то же время к взаимному дополнению; вместе они представляют попытку полного изложения или, по крайней мере, начало разработки учения о доказательствах в том виде, по моему мнению, она настоятельно требует нынешним состоянием уголовного судопроизводства. Касательно §§ 36 и 61 моего сочинения (предмет доказательства и обязанность доказывать; доказательство посредством косвенных улик), я обращаю внимание благосклонного читателя на то, что они содержат лишь краткое сопоставление результатов подробных исследований, содержащихся в дополнительном томе.
     Когда в 1879 году я получил лестное предложение сделать эту попытку, я готовился предпринять нечто подобное на почве, мне знакомой, австрийского уголовного процесса. Особенные отношения, связывающие меня с последним, были одним из тех обстоятельств, которые заставили меня медлить принятием вышеупомянутого предложения; и только непреодолимая заманчивость самого труда и почет, выраженный предложением его мне, заставили меня подавить эти сомнения. Я предался надежде принести посредством соответствующего способа разработки пользу, как германскому, так и австрийскому уголовно-процессуальному праву.
     Главною задачей книги должно оставаться изображение германского уголовного процесса, не в одних главных чертах, но во всех подробностях; ясность изложения пострадала бы неминуемо от совместной разработки особенных специальных вопросов, возбужденных австрийским уголовным процессом, от подробного указания его судебной практики и многочисленных исследований, вызванных им в специальных журналах. Но история развития у германского и у австрийского уголовного процесса общая, и даже в новейшем праве преобладают положения, общие им обоим. Поэтому все, что касается таких предметов, служит к разъяснению и того и другого законодательства; а с другой стороны, указание главнейших различий, сделанное с тщательным ощущением излишних подробностей способно лишь пролить более яркий свет на определения обоих законов.
     Вот те пределы, в которых в настоящем сочинении заключено изложение австрийского уголовно-процессуального права, и которые я надеюсь соблюсти.

Глазер
Вена, 10 марта 1883 г.