ВВЕДЕНИЕ
 

     Всякое древнее уголовное судопроизводство, какого то, ни было народа, всегда носит в себе следы племенной особенности этого народа, и потому не может не представлять некоторых данных для уяснения основных черт его духа. Устанавливая положительные, иногда строго определенные, правила относительно вменения преступлений и изобличения виновных на суде, уголовное судопроизводство давно минувших столетий, в самой сущности этих правил, необходимо обнаруживает, хотя отчасти, характер того народа, у которого оно возникло, его практический смысл и понятие его о правде и справедливости.

     Поэтому изучение такого судопроизводства, в связи вообще с историей современного ему права, пригодно не для удовлетворения только праздного любопытства поклонников старины, но небесполезно и для людей, облеченных властью, как одно из средств к познанию ими в постепенном национальном развитии того общества, среди которого им приходится действовать.

     Нельзя отрицать, что источником печальных законодательных ошибок нередко бывает незнание народного духа.

     К сожалению, изучение духа русского народа, по его письменным памятникам – юридическим, историческим и бытовым, - мало подвинулось у нас вперед. Весьма часто оно основывается не на строгом и правдивом исследовании старины, а на одних своеобразных, нередко тенденциозных, о ней гаданиях и выводах, несогласных с историческою действительностью.

     Задавшись целью исследовать древнее русское уголовное судопроизводство XIV, XV, XVI и половины XVII веков, до издания Уложения царем Алексеем Михайловичем, мы вполне сознаем всю трудность достижения, хотя незначительного в том успеха, в виду недостаточности изданных доселе источников по выбранному нами предмету.

     Все, что только сохранилось пригодного для нашего исследования от означенных столетий, а именно: уставные грамоты, оба судебника с дополнениями к ним, губные грамоты, книга Разбойного Приказа царя Иоанна IV, прибавления к ней постановлений царей Федора и Бориса и кое-какие другие акты. - Представляют относительно судопроизводства лишь скудные, перемешанные между собой, отрывки когда-то цельной, и может быть даже не лишенной своеобразной стройности, системы отправления древнего русского правосудия.

     Но, говоря это, мы вовсе не предполагаем утраты каких-либо законодательных памятников с систематическим изложением в них всего нашего древнего судопроизводства. Таких памятников, очевидно, не существовало. Сказанное нами станет понятным, если принять во внимание, что русские судьи XIV, XV, XVI и XVII веков, при отправлении своих обязанностей, руководствовались, кроме писаных законов, еще и древними обычаями.

     Эти то древние обычаи восполняли недостаточность как общих, так и частных писаных законоположений, и совокупно с ними и составляли ту, созданную самою жизнью и не лишенную некоторой цельности, систему русского судопроизводства, о которой мы упомянули выше.

     В настоящее время, когда обычаи, которыми руководствовались на Руси в старину при отправлении правосудия, исчезли почти бесследно, когда уголовные дела давно минувших веков утеряны, или доселе не изданы, и когда для предложенного нами труда остались одни только отрывочные сведения - восстановить на основании их, хотя отчасти, систему нашего древнего судопроизводства - представляется задачей весьма нелегкою. Приходится, так сказать, сличать между собою сохранившиеся обломки от целого когда-то здания, и по ним - делать выводы о его формах и деталях. - Разумеется, ошибки при таком способе работы неизбежны, но мы надеемся, что наша попытка вызовет со стороны других лиц боле точные изыскания относительно рассматриваемого нами предмета.

     Прежде, нежели приступим к изложению частностей нашего исследования, укажем на общую мысль, положенную в основу всей системы древнего русского судопроизводства, и служащую как бы объяснительным к ней руководством.

     Подобно тому, как ныне слова: «да, правда и милость царствует в судах», характеризую в идее систему нового русского судопроизводства, так точно в старину постановление: «судом не мстити и не дружи никому» заключало в себе основное начало нашего древнего суда. Такое начало строгого, нелицеприятного правосудия, выраженное в обоих судебниках и еще раньше в других памятниках отечественного права, например, в судной Новгородской грамоте 1471 года и пр., представляет не один только личный взгляд того или другого государя, а исконное понятие о суде всего русского народа.

      Таким образом, в окончательном выводе, нельзя не убедиться, что слова: «судом не мстити и не дружи никому», составляли в системе нашего древнего судопроизводства основное, жизненное начало, выражавшее в себе сознание всего русского народа о сущности правды в суде. Строгое, ни кому не противоречащее отношение к делу, одинаково беспристрастное для друга и врага, для боярина и не боярина

- вот задача суда по понятиям русских людей рассматриваемого нами времени. Они не требуют ни снисхождения, ни милости, а только одной строгой, неумолимой справедливости, правды по крестному целованию. Притом, в древности у нас милосердие понималось преимущественно как удовлетворение обиженного, а не как потворство преступнику, особенно ведомому лихому человеку. (Ак. Юр. №№ 32, 33, 36, 37, 38, 43 и др.). Эта замечательная черта русской старины, к несчастию забыта в наше время!

     Вопрос, в какой мере действительность соответствовала изображенному нами народному идеалу суда, не имеет для нас существенного значения, так как мы предложили исследовать законы судопроизводства, а не фактическое проявление и осуществление их в жизни. Важно лишь то, что сознание о необходимости и святости строгого, нелицеприятного суда жило в духе нашего народа и в Верховных руководителях его исторических судеб, а потому не могло не отразиться и в самых постановлениях о судопроизводстве. - Скажем только, что в период XIV XV и XVI столетий, русский народ жаловался столько же на корыстолюбие судей, сколько и на то, что суд не ограждал общественной безопасности строгим преследованием преступников, которые, особенно тати и разбойники, до того размножились, что на них нередко приходилось выходить с военной силой, «со всяким ратным боем» (Ак. Эк. Т. I №№ 187, 224, 234; Ак. Ист. Т. III №197 и др.). Но не те же ли самые жалобы на послабление преступникам слышатся в обществе и в настоящее время? Не прибегают ли зачастую в виду такого послабления и теперь наши крестьяне к суду Линча? Жалкая, подумаешь, судьба русской юстиции: при ясном народном сознании о необходимости строгого суда, народ наш до сих пор не дождался осуществления своего идеала, и из века в век тянется его бесконечная жалоба на неудовлетворительные действия правосудия.

     Окончив ведение к настоящему изданию, означим предварительно и сами его отделы.

     Сначала, в первом отделе, мы представим краткий очерк древнего русского судоустройства, необходимый для полной вразумительности последующего нашего изложения. Во втором отделе, укажем, в сжатом виде, разные роды преступлений на Руси в рассматриваемое нами время и наказания за них, что нужно для уяснения третьего отдела, именно понятия о сыске и суде, как особых формах тогдашнего судопроизводства. Затем, в четвертом, пятом, шестом и седьмом отделах мы изложим поручительство и арест по уголовным делам, порядок судопроизводства по сыскным делам, порядок судопроизводства по судным делам и судебные пошлины, наконец, в заключении, кратко сравним наше судопроизводство XIV, XV, XVI и первой половины XVII веков с современным ему судопроизводством на западе Европы, чем наглядно определиться место и значение древнего русского суда по отношению к отправлению в старину правосудия у западноевропейских народов.