ПРЕДИСЛОВИЕ

     Работая над вопросом об участии потерпевшего в уголовном преследовании и о различных формах частного обвинения, мы натолкнулись на более или менее тесную связь, наблюдаемую в современных законодательствах между частным обвинением и так называемыми неофициальными преступлениями. Для выяснения характера этой связи пришлось заняться изучением юридической природы неофициальных преступлений. Однако по мере углубления в эту тему становилось все более и более ясно, что она не может рассматриваться как вводный эпизод при исследовании частного обвинения. Довольно обширная, преимущественно немецкая литература о неофициальных преступлениях изобилует контроверзами по самым основным моментам интересовавшего нас учения, начиная с вопроса о природе жалобы потерпевшего и об уголовно-политических основаниях всего института. Законодательства представляют не меньшую пестроту в своих положениях. При таких условиях уяснить себе природу неофициальных преступлений и их отношение к частному обвинению, очевидно, не представлялось возможным без детального исследования института жалобы, доступного только в работе, специально ему посвященной.
     С другой стороны и некоторые объективные соображения, казалось, говорили за уместность и своевременность появления такого наследования в русской литературе. 22 марта 1908 года удостоилось Высочайшего утверждения новое уголовное Уложение, в котором, в противоположность Уложению о наказаниях, не содержится определения о порядке преследования неофициальных преступлений: эти определения, по мысли редакторов уложения, должны быть отнесены к уставу уголовного судопроизводства. Таким образом, нашему законодателю предстоит, до введения в действие уголовного уложения, выработать особую новеллу или внести в текст устава уголовного судопроизводства постановления, регулирующие жалобу потерпевшего при неофициальных преступлениях. И действительно, комиссия для пересмотра законоположений по судебной части среди других постановлений, подлежащих внесению в проект устава уголовного судопроизводства при действии уголовного уложения, проектировала ряд статей (29/1-29/6), посвященных интересующему нас институту и вводящих весьма существенные изменения в действующее право. Ясно, таким образом, что вопрос о неофициальных преступлениях поставлен у нас в законодательных сферах на ближайшую очередь и что пересмотр всего учения об этих преступлениях имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Правда, в нашей литературе, кроме ряда журнальных статей и соответственных мест в курсах, уже имеется обстоятельная монография А.К. фон Резона, относящаяся к 1882 г., и обширная записка В.К. Случевского, составленная в 1891 г. Но существование этих почтенных трудов не делает, смеем думать, наше исследование излишним, ибо, не говоря уже об издании на западе, после появления в свете этих трудов, ряда законодательных работ и о не прекращавшейся разработке вопроса в европейской литературе, наша отправная точка зрения на исследуемый институт оказалась противоположной точке зрения А.К. фон Резона, а план работы совершенно отличным от плана записки В.К. Случевского, представляющей сводку законодательного и литературного материала.
      В самом начале исследования нам пришлось остановиться довольно подробно на выяснении понятия потерпевшего от преступления, ибо законодательства в огромном большинстве случаев предоставляют право жалобы при неофициальных преступлениях потерпевшему, не определяя ближайшим образом, кого следует разуметь под этим наименованием. Отсутствие в этом пункте положительного правового материала вынудило нас заняться догматическим анализом понятия потерпевшего в связи с понятием объекта преступления, а бедность криминалистической литературы и неудовлетворенность результатов, которые ею достигнуты, побудили использовать по мере сил для решения этого вопроса данные, даваемые общей теорией права.
     Все остальные вопросы учения о жалобе потерпевшего, мы пытались разрешить при помощи сравнительного метода, исследуя отдельные стороны изучаемого института в положительном праве европейских народов, и извлекая из этого изучения некоторые общие черты, позволяющие выяснить истинную юридическую природу этого института, наметить то направление, в котором совершается его развитие и выставить известные пожелания de lege ferenda.
     Менее всего внимания нами уделено истории неофициальных преступлений за время до XIX в., как потому, что центр тяжести нашего исследования лежал в догматической обработке действующих законодательств, преимущественно отечественного, в критической оценке их основных положений и в указании желательных реформ, так и потому, что преступления эти являются почти исключительно продуктом новейшего развития законодательств. Если мы в старом праве встречаем множество деяний, преследуемых единственно по инициативе и силами потерпевших, то сходство их с современными неофициальными преступлениями, если оставить в стороне некоторые промежуточные формы, лишь кажущееся. В старом праве деяния против частных лиц преследовались потерпевшими потому, что государство не имело достаточно развитых органов преследования и самое сознание публичного значения этих деяний было весьма слабо или вовсе отсутствовало у законодателя. Ныне же некоторые из этих преступлений не преследуются без жалобы потерпевшего или потому, что судебная огласка их была бы пагубна дл интересов потерпевшего, или потому, что государство, вообще заинтересованное в преследовании всех преступлений, по исключению признает, что данное преступление нарушает только интересы частного лица и что, доколе потерпевший не считает нужным реагировать на это нарушение, государство также не имеет основания приводить в действие свой карательный аппарат. Вместе с тем в старом праве преследование преступлений ex officio составляло исключение, в новом, напротив, оно составляет общее правило, а преследование не иначе, как по жалобе потерпевшего - исключение. Это исключительное положение неофициальных преступлений в общей системе уголовно-наказуемых деяний сообщает им особую юридическую окраску, отличающую их от частных деликтов старого права. В виду этого мы не считали нужным останавливаться на тех процессуальных порядках, при которых все преступления против прав частных лиц преследовались самими потерпевшими, ибо они представляют лишь отдаленную аналогию с порядком преследования современных неофициальных преступлений. Мы ограничили наши исторические экскурсы лишь теми эпохами, в которые начало преследования преступлений ex officio получило полное признание, ибо только в эти эпохи могут появиться отдельные преступления, составляющие изъятия из общего начала и приближающиеся по характеру своему к современным неофициальным преступлениям. И действительно, в положительных законодательства при этих условиях мы находим деяния, отмеченные именно такими свойствами и находящиеся в несомненной генетической связи с современными неофициальными преступлениями. Но и здесь мы не считали входящим в нашу задачу самостоятельное исследование исторических памятников, а старались там, где это было возможно, воспользоваться существующими в литературе результатами чужих исследований. Поскольку они были полезны для нашей специальной цели - установления происхождения современных неофициальных преступлений и выяснения общего направления, в котором совершается их эволюция. Лишь в тех немногих случаях, где мы встречались с пробелами в исторической литературе, мы пытались их восполнить по мере сил.
     В заключение не можем не указать, что печатание настоящей работы затянулось, вследствие чего нами не могли быть приняты во внимание некоторые новейшие работы, в том числе интересная статья Allfreda («Antrag und Ermachtigung» в Vergleichende Darstellung des deutschen und auslandischen Strafrechts В.II), некоторые положения которой представляют значительное сходство с выводами настоящей работы.

Таубер