ПРЕДИСЛОВИЕ

     «Правда и милость да царствуют в судах». Это высоко - гуманное начало, провозглашенное у нас 40 лет тому назад и воплощенное в великом памятнике 60-х годов - Судебных Уставах Императора Александра II, - до самого последнего времени встречало на пути к возможно полному выражению в нашем законодательстве препятствие в признанном всеми несовершенстве действовавшего досель уложения о наказаниях 1884 г.; недостатки последнего - тесные рамки, предоставленные им судье, почти абсолютно-определенный характер санкции и, наконец, нецелесообразная суровость уголовных карт - общеизвестны и не требуют иллюстраций. Поэтому новое уголовное уложение 22 марта 1903 г. громадной, сравнительно с прежним, широтой прав, предоставляемых им судье относительно выбора меры и роды наказания, должно быть признано весьма значительным шагом вперед в деле сближения правды формальной и правды материальной в области уголовного правосудия, в деле возможно большего индивидуализирования репрессивных мер по отношению к разнообразным категориям, различным классам преступного мира. Криминально-политическая мысль последнего времени, указав на неоднородность этого мира, выдвинула вопрос о необходимости сообразовывать карательные меры с типичными особенностями, свойственными различным категориям преступников. Среди последних признается - можно сказать, бесспорно - существование особого класса преступников случайных, требующего особенно внимательного к себе отношения законодателя, судьи и пенитенциариста. В целях успешной, справедливой, и целесообразной борьбы с преступностью, уголовный законодатель должен принять во внимание выводы и предложения уголовно-политической мысли, создавая особый род репрессивных мер для различных категорий преступности и, следовательно, для занимающей нас в настоящей работе (являющейся только опытом уголовно-политического очерка, не претендующего на самостоятельность и полноту изложения) категории преступников случайных. Но как мы указали выше, возможна полная индивидуализация репрессивных мер может быть осуществима лишь совместно с общим прогрессом уголовного законодательства. Но наряду с этим, как справедливо указала пенитенционная комиссия С.-Петербургского Юридического Общества, необходима самая широкая предупредительная деятельность государства: «гуманность тюремной системы может быть выдержана тогда лишь, если рука об руку с нею развивается гуманность и в других более широких сферах жизни. Дело тюремное лишь небольшая ветвь общего дела народного благосостояния и народного призрения. Общественная совесть возмущается, если все благодеяния оказываются преступникам, а прочие в том нуждающиеся не получают почти ничего» (Труды комиссии, стр. 212). Но требования социальной политики не могут и не должны вести к умалению значения задач уголовной политики, особенно по отношению к категории преступников случайных, так как в этом случае превенция и репрессия почти сливаются.
     Очерк наш был уже закончен, когда нам удалось познакомиться с только что вышедшей в отдельном издании статьей профессора В.В. Есипова «Проект закона об условном осуждении» (Варш. 1904 г.). Доводы и выводы автора во многом совпадают с теми положениями, которые выставлены у нас в гл. IX-XI. По мнению автора, условное осуждение, как одно из общих наказаний, должно занять не исключительное, а общее место в лестнице наших наказаний; путем условного Осуждения, как и путем всякого правомерного наказания, суд всегда может помочь человеку приучиться уважать права и понимать обязанности. Условное осуждение есть особый вид наказания, а не повод к его отмене, и нельзя смешивать неприменение наказания по давности с назначением по суду условного осуждения (стр. 12-13, 25). Но мы не можем согласиться с автором, что условное осуждение есть особый вид поражения чести, по соображениям, изложенным у нас во второй половине главы VII–ой, об общем характере репрессивных мер по отношению к категории преступников случайных. Нельзя не согласиться с автором, что во многих отношениях должно отдать предпочтение первоначальной редакции нашего законопроекта об условном осуждении; не говоря уже о самом языке проекта, который в первоначальной редакции значительно яснее, но и в чисто юридическом и в техническом отношениях «исправленный» проект уступает первоначальным предположениям. Но оба проекта, по мнению автора, грешат в том отношении, что в них не упоминается именно об условном осуждении. Постоянно говоря в своих объяснительных записках об «условном осуждении», редакторы проектов почему-то не решились внести это вполне ясное понятие в самый текст закона, заменив его не вполне ясным понятием «отсрочки наказания». Вводит ли новый закон институт условного осуждения, или только будет регулировать особые специальные случаи отсрочек уголовных взысканий, - для простой публики, для неспециалистов может остаться неясным. А между тем закон должен быть прежде всего понятен и доступен населению, среди которого он получил свое применение (стр. 8). Далее автор возражает против требований залога (стр. 11), против изъятия из сферы действия условного осуждения несовершеннолетних (стр. 15-16), высказывается против пунктов проекта, устраняющих применение условного осуждения к лицам, виновным в учинении преступных деяний, преследуемых по жалобе потерпевшего (стр. 17-18), а также деяний, по которым в уголовном уложении ответственность особо определена для служащих (стр. 18-19).
     Нельзя не присоединиться к пожеланию автора о скорейшем осуществлении гуманных предначертаний проекта. Введение условного осуждения было бы, справедливо говорит автор, только дальнейшим гуманитарным развитием русского законодательства.

30 ноября 1904 г.