ПРЕДИСЛОВИЕ

     Наука уголовного права не есть наука о казнях, не есть наука о способах возмездия и наказания. Это, прежде всего, наука о человеке, наука о способах возрождения нравственно падшего человека. Само собою разумеется, что эти меры нравственного возрождения не могут быть выяснены и определены, доколе не будут точно определены причины нравственного падения и факторы преступности. Такие причины можно искать и в самом человеке - в его физической и психической организации или же в окружающей человека среде - в тех или иных условиях общественной жизни и социального строя.
     Если причину преступности видеть в прирожденной организации того или другого индивиду, то, конечно, о каком-либо возрождении преступника не может быть и речи: самою природою он предопределен к преступлению, от природы он носит уже в себе задатки возрожденной преступности. Таков именно взгляд уголовной антропологии, которая, усматривая в преступнике врожденного злодея и нравственно помешанного, имеет в виду не возрождение падшего, а более или менее паллиативное лечение хронически больных и полное изолирование, удаление неизлечимых.
     Если же, наоборот, определяющим фактором преступности считать общественную среду, в которой развились и укрепились зародыши преступности, то, само собою разумеется, ослабление преступности будет стоять в прямой зависимости от улучшения общественного строя, развития общества в умственном и нравственном отношении и т.п. при таком взгляде открывается широкий простор для деятельности общества по возрождении падших, по пробуждению их к производительному труду. Больницы для неизлечимых, manicomi criminali уголовной антропологии уступают место рабочим домам или даже хорошо организованным тюрьмам. Общество не остается безучастным, оно не видит в преступниках нравственных выродков; наоборот, оно видит в них плоть от плоти своей, кровь от крови своей. Гордость и отвращение к преступникам уступают место сознанию, что само общество создало этих несчастных, само оно и должно позаботиться об их нравственном перерождении. А это последнее нередко бывает возможно только при условии коренной реформы самого общества, путем пересоздания основных устоев социального стоя, путем перевоспитания самого общества в интеллектуальном и нравственном отношении.
     Этому взгляду, думается нам, должно отдать безусловное предпочтение. Несостоятельность уголовно-антропологических выводов, их шаткость и неустойчивость доказывались в продолжение последнего десятилетия почти ежегодно в целом ряде убедительных и талантливых работ. Никто уже не верит теперь в зависимость душевной деятельности человека от утолщений на черепе и от извилин мозга. Френология и краниоскопия, подобно хиромантии, потеряли всякий кредит в науке. Уголовное право должно стать выше этих псевдонаучных дисциплин.
     «Могучее движение происходит ныне в области уголовного права. Из отрасли судебного искусства оно более и более стремится стать общественною наукою. «Нет болезней - есть больные», - было сказано в свое время в медицине, и положение это оказалось богато значительными последствиями. Подобно тому ныне в уголовном праве провозглашен лозунг «нет преступлений - есть преступники» и изучение личности преступника становится задачею дня» (И.Я. Фойницкий). Уголовное права, действительно, уже более не учение о казнях, а наука о человеке, наука социально-нравственная, наука о нравственно большом падшем человеке.
     Будучи наукою общественною, уголовное право является в то же время наукою нравственною в самом высоком смысле этого слова. Это наука, в которой находят ближайшее свое применение высокие заветы Спасителя мира, который все законы «любви закону подчинил».
     По учению Христа, самое наказание должно иметь характер помощи падшему. Но, конечно, деятельная помощь преступнику в духе христианского учения труднее, чем обычное «посадить в тюрьму» без дальнейших рассуждений. Мало того, наказание и патронат в такой форме требуют от общества и серьезных усилий и серьезных затрат. К несчастью, наше общество до сих пор проявляет лишь благие пожелания и самые неопределенные начинания. Представители общества зачастую навязывают даже государству такую деятельность, которая может иметь практические результаты лишь при непосредственном участии самого общества. Так, например, организацию патроната из живого дела некоторые хотят превратить в казенное дело. Но работа общества в этом направлении не может быть заменена работою государственных чиновников и даже целых государственных учреждений. Помощь человеку, заблудшему на пути преступления, требует не казенной поддержки, а живого участия той среды, к которой принадлежит тот или другой преступник. Здесь-то и может, и должна проявить свое участие церковь как общество верующих, например, в виде церковно-приходской общины. Это особенно светло выражено у Достоевского: «Церковь, не имея никакого деятельного суда, а имея лишь возможность одного нравственного осуждения, не отлучает преступника от себя, а лишь не оставляет его отеческим назиданием. Как мать нежная и любящая, церковь от деятельной кары сама устраняется, так как и без ее кары слишком больно наказан виновный государственным судом, и надо же его хоть кому-нибудь пожалеть. Потому-то церковь никогда не теряет общения с преступником как с милым и все еще дорогим сыном своим…» И только лишь при содействии церкви общество может достигнуть предупреждения замышляющего и возрождения падшего.
     Но можно ли возродить всякого падшего человека, можно ли сказать категорически, что нет неисправимых (incorrigibles), а существуют только неисправленные (incorriges), благодаря неумению общества их исправить? Этот вопрос заставлял задумываться многих мыслителей и ученых, и нельзя не заметить, что ответы и выводы их не всегда были согласны между собою. В последнее время тот же вопрос был рассмотрен с совершенно новой точки зрения выдающимся французским криминалистом Тардом.
     Нам лично кажется, что общество никогда не должно терять терпения и объявлять неисправимым того, кого оно не сумело или еще не успело исправить. Оно обладает слишком богатыми и разнохарактерными средствами, которые при желании всегда помогут исправиться каждому, даже наиболее закоренелому преступнику.
     В этом отношении крайне назидательный и поучительный пример Европе показывают в последнее время некоторые Штаты Северной Америки, которая в отношении пенитенциарных реформ уже была раз руководительницею европейских государств.
     Североамериканские карательные учреждения нового типа, исправительно-воспитательные институты Эльмиры, Конкорда, Гунтингдона и друг., - по верному замечанию профессора Пионтковского, представляют собою совершенно новое и в высшей степени отрадное явление в современной постановке дела борьбы с преступностью.
     Возможно, в Америке - возможно, в Европе.