ПРЕДИСЛОВИЕ

     В августе прошлого 1887 года, на VII-м Археологическом съезде в Ярославле, прочитан был мною реферат, в котором кратко указывалось на некоторые черты одного древнеславянского памятника, известного под именем закона судного людям Царя Константина, изобличающие влияние католического запада на этот памятник. Кроме того, в моем реферате в первый раз заявлен был неизвестный доселе в науке факт существования в славянском переводе латинского пенитенциала. «Заповедь св. отец», содержащаяся в рукописной румянц. кормчей №230 и в некоторых других рукописных сборниках, не была неизвестно нашим ученым, но никто не подозревал, что эта «заповедь» есть переводный латинский пенитенциал, как не подозревал этого даже и западноевропейский ученый Гейтлер, издавший «заповедь» по древнему списку, оказавшемуся в библиотеке монастыря св. Екатерины на Синае. Через несколько времени после закрытия Съезда, мне удалось получить кратковременную командировку в Москву и С.-Петербург для просмотра рукописных кормчих, хранящихся в московском румянцевском музеуме, в московской синодальной библиотеке и в С.-Петербургской публичной библиотеке. Просмотр рукописных кормчих, насколько он оказался возможным для меня при кратковременности срока моей командировки, уяснил для меня еще некоторые данные, сверх тех, которые раньше были ясны для меня и которые были кратко предложены в моем реферате VII Археологическому Съезду, для констатирования следов западно-католического церковного права в памятниках древнего русского права. Относительно церковных уставов св. Владимира и Ярослава Владимировича в реферате моем, прочитанном на Съезде, были сделаны лишь вскользь два - три замечания. Но при обработке собранного мною материала в настоящем исследовании, я пришел к убеждению в необходимости распространиться с некоторою подробностью об этих уставах, как потому, что они оказались испытавшими на себе в значительной степени западное влияние, так и потому, что мне неизбежно пришлось затронуть запутанный вопрос о подлинности и о происхождении этих загадочных документов древнерусского права, т.е. такой вопрос, говоря о котором нельзя ограничиться двумя - тремя, вскользь сделанными, замечаниями. Таким образом, в настоящее мое исследование вошли как те данные, которые были докладываемы мною VII-му Археологическому Съезду, так и вновь добытые во время моей командировки и затем при окончательной обработке собранного материала. В приложениях я поместил: 1) параллельный текст латинского (мерзебургского) пенитенциала и славянской (находящейся в рум. кормч. №230) «Заповеди св. отец»; 2) параллельный текст наставления об исповеди Отмара, аббата с. Галленского, и отрывка из напечатанного Гейтлером славянского «чина над исповедывающимся»; 3) греческий покаянный номоканон анонима, содержащийся в cod. manuscr. teolog. grace. CCCXXXIII венской Hofbibliothek, извлеченный мною из названного кодекса во время моей заграничной командировки, - произведение, в котором явственно слышатся отголоски западных пенитенциалов; 4) заповедь св. Иоанна Златоуста, патриарха цареградского, о законе церковном, - поддельное произведение неизвестного русского книжника, найденное мною в двух рукописных кормчих С.-Петербургской публичной библиотеки и представляющее значительный интерес как по изображаемым в ней бытовым чертам, так и по оригинальной редакции приложенных к ней канонов.
     Открывая следы западно-католического церковного права в памятниках древнего русского права, я невольно должен был коснуться таких вопросов, которые, собственно, к истории русского права не имеют непосредственного отношения, как, например, вопрос о происхождении так называемого римского потенциала (poenitentiale romanum) и так называемого покаянного номоканона Иоанна Постника. О первом, в особенности, я должен был говорить потому, что констатированный мною факт существования славянского перевода латинского потенциала имеет, до известной степени, европейское значение, так как проливает некоторый свет на вопросы, по которым в западноевропейской науке существовали контроверсы, представлявшиеся безнадежными для разрешения. Тем не менее, следовательно, мог бы я рассчитывать на безошибочность моих суждений по всем затронутым мною вопросам. Притом некоторые из защищаемых мною положений основываются на тех только рукописных сборниках, которые мною лично просмотрены, и нет ничего удивительного, если тщательное изучение всех существующих рукописей приведет к другим выводам, чем к каким пришел я. Но так как исследователю обыкновенно приходится делать свои наблюдения лишь в доступной для его исследования области, то и я принужден был ограничить свое наблюдение лишь доступными мне рукописями, причем позволяю себе выразить надежду, что все-таки мне удалось, во-первых, факт влияния западно-католического церковного права на древнюю Русь поставить вне сомнений, и, во-вторых, наметить некоторые новые пути к разъяснению темных страниц истории русского права.
     За доставление мне некоторых литературных пособий, не оказавшихся в библиотеке Лицея, считаю долгом принести мою благодарность С.М. Шпилевскому.

Н. Суворов
Ярославль
1888 г. Сентября 14