ПРЕДИСЛОВИЕ

     Август Людвиг Шлецер, дошедши в своем «Несторе» до перевода и объяснения Договора книги Олега с греками 907 г., высказал: «Вот где начинается мука для толкователей. Все списки так искажены, что… на многих местах совершенно ничего не поймешь». Так же отозвался он и о Договоре Олега 912 г.: «Незнающие, совершенно грубые переписчики списывали памятник этот с неслыханною нерадивостью, от чего и происходят уродливые, часто смешные ошибки, от которых еще и теперь…многие места остаются… совершенно неизъяснимыми». То же самое повторил он и при обсуждении Договора Игоря с греками945 г. и грамоты Святослава 971 г., которую он назвал «изодранным лоскутом» («Нестор», II , 641, 694; III, 209-210, 592).
     Но, констатировав в резкой форме невразумительность и бестолковость многих мест, упомянутых четырех Договоров, как прямое следствие невообразимой их искаженности, - незабвенный основатель русской исторической критики, тем не менее, настоятельно рекомендовал воздерживаться от исправления их текста личными догадками и «прежде всего ожидать лучших и древнейших списков».
     Однако прошло со времени даже издания в русском переводе первого тома «Нестора» более ста лет, в продолжение коих открыты и большею частью уже напечатаны в исправнейшем виде все, какие только можно было отыскать, списки русских летописей, а между тем, не взирая на беспрерывные усилия виднейших историков и юристов, направленные к разъяснению сказанных актов, последние и до сих пор все еще остаются темными и загадочными. Не рассеяла окутывающей их тьмы и посвященная им, вышедшая в 1904 году специальная монография А.В. Лонгинова, не смотря на весьма богатую ее ученую обстановку и на тщательную ее отделку.
     При таком положении вещей, нужно признать, что запрет, наложенный Шлецером на разработку наших памятников всяким другим, кроме сличения списков, способом, в настоящее время уже потерял силу, как погашенный вековой давностью, и что теперь наступила крайняя необходимость, не предаваясь более несбыточной надежде на возможность появления еще «лучших и древнейших» списков, чем какие ныне существуют, попытаться достигнуть реставрации первоначального текста и истолкования означенных документов приемами филологической, преимущественно, конъектуральной (дивинаторной), критики в связи с юридико-сравнительным их изучением.
     Посильный опыт исследования Договоров по такому методу и представляет собою предлежащий труд, к изготовлению и изданию которого меня поощрила высказанная академиком И. И. Срезневским мысль, что занимающиеся научными работами ни в каком случае не должны руководствоваться боязнью быть пристыженными за неизбежные ошибки, так как и неверные выводы «могут принести свою долю пользы даже своею неверностью, пробуждая желание дойти до истины более счастливыми путями». (Изв. Ак. Наук, III, 66).
      Чтобы дать предварительное понятие о способах и приемах, употребленных мною при воссоздании подлинного текста Договоров и уяснении их смысла, изложу следующее:
     Не смущаясь вышеприведенными жалобами Шлецера на крайнюю испорченность текста наших мирных трактатов, ученые, за немногими исключениями, смотрят на него чуть ли не так, как в конце XVI века велено было Папою добрым католикам смотреть на вновь изданный тогда латинский перевод Библии, - считать его «истинным, правильным, подлинным и несомненным и не позволять себе изменения в нем хотя бы малейшей частицы» (ne minima particular mutate). Причину же непонятности многих мест Договоров исследователи в один голос объясняют единственно лишь неумелостью переводчиков этих актов с греческого языка. Мнение это определенно выражено И. Д. Беляевым. «В сущности, говорит он, подлинник перевести нет никакой возможности, ибо, если сохранить порядок слов подлинника, то, как бы его ни переводил, всегда будет перевод темен и неправилен, всегда останется несколько слов, как бы не относящихся к делу или лишних; но на самом деле составитель подлинника не сказал ни одного лишнего слова, и только по неопытности не умел совладеть с кучею связанных предложений, находящихся, может быть, в греческом оригинале, и расставил их без связи, и тем затемнил свое изложение до крайности». («Русь в первые сто лет от прибытия Рюрика», стр. 44-5).
     Между тем, вникая в рассмотрение помянутых актов, нельзя не убедиться, что бессмысленность их происходит не от чего другого, как только от допущенных писцами самых разнообразных погрешностей. Но все эти описки и промахи, как они ни затрудняют понимание договорных грамот, маловажны сравнительно с самым кардинальным грехом переписчиков, заключающимся в перестановках целых статей, периодов, фраз и отдельных слов. На этот род порчи, от которого в большей или меньшей степени страдают все, вообще, произведения древнерусской письменности, мне приходилось уже неоднократно указывать в цитируемых в настоящем труде прежних своих посильных работах. Но на сей раз перестановки, по чрезмерному их множеству, превосходят всякое представление. В каждой из трактуемых грамот не найдется почти ни одного предложения, которое не было бы осложнено излишними, совершенно чуждыми его содержанию, словами и фразами, занесенными в него из других мест не только данной грамоты, но и из остальных грамот, или же, наоборот, не замечалось бы отсутствие нужных, по смыслу, слов и выражений, которые, после тщательных розысков, можно найти спрятанными в другом месте одной из грамот, а иногда даже в одном из летописных известий о событиях княжений Олега, Игоря и Святослава. Произошла же, можно думать, эта путаница, между прочим, оттого, что составитель одного из предшествовавших «Повести временных лет» бытописательных сводов имел под руками подлинные черновики грамот, испещренные помарками, поправками и выносками и, по ветхости, разорванные на мельчайшие клочки, из коих некоторые совсем утратились, а в оставшихся иные слова были вырваны или неразборчивы. Эти-то клочки, перемешанные и перепутанные, сводчик и списал в свой сборник и затем, раздобыв, быть может, обрывки других копий грамот, вносил по ним на полях рукописи или между столбцами страниц, на коих изложены грамоты, а иногда даже в пробелах одного из последующих за ними или предшествующих им листов сборника, различные поправки и дополнения, отмечав выносными знаками, к каким местам Договоров они относятся. При дальнейших же переписках на эти знаки не обращали внимания или же они со временем стирались, почему поправки, стоявшие на полях, например, в конце страницы, попадали в текст ближайшей договорной статьи, хотя они, в действительности, относились к статье, помещенной в самом начале страницы, или даже через несколько страниц впереди или сзади.
     При таком печальном состоянии текста наших памятников единственное средство для реконструкции их подлинных черт, - это устранение из каждого данного предложения слов и фраз, ошибочно туда приплетенных переписчиками, и перестановка их в те места как самых же договорных грамот, так и летописных повестей, где они должны стоять и первоначально, несомненно, стояли, но, по оплошности писателей, были пропущены, а также перенесение с одних мест на другие целых сегментов и периодов. Работа эта, сходная с так называемой в типографском деле переборкою строк и переверсткою полос, - мелочная, кропотливая, требующая напряженной внимательности и большого прилежания. «Незнающие», выражаясь словами Шлецера, «смеются такому труду, считая его бесполезным педантством», а многие «знающие», надо прибавить, относятся к нему с полным отрицанием и осуждением. А между тем, без означенных операций никоим образом нельзя обойтись, если желаем, чтобы Договоры, вместо тарабарской грамоты, какою они оказываются в изложении наличных списков, предстали в своем подлинном виде, отличаясь замечательной ясностью, точностью и выразительностью языка и высоким внутренним достоинством содержания, - составляя поистине одну из величайших достопримечательностей всего средневековья, по выражению опять-таки, Шлецера.
     Льщу себя надеждой, что мне, при помощи вышеописанного способа и удалось вполне восстановить наши драгоценные памятники, причем, между прочим, открылось, в отношении формы, что договорные пункты грамот Олега 912 г. и Игоря 945 г., составляющие, вместе взятые, одно нераздельное целое, снабжены все, без изъятия, заглавиями, числом всего 37, не считая четырех особых написаний, стоящих в начале и конце мирной грамоты Олега; со стороны же содержания, обнаружилось, что все договорные статьи не заключают в себе ни одного сомнительного или неподходящего выражения, а имеют ясный, разумный смысл, часто совершенно отличный от общепринятого, причем, выявились некоторые новые статьи, закопанные, так сказать, в существующих летописны сводах под словесными насыпями (о неправоспособности к принятию присяги, об опеке над малолетними, о надзоре за правильностью торговых мер и весов, о непритеснении должников и пр.); со стороны системы, - выяснилось, что постановления Договоров расположены в удивительно выдержанном стройном логическом порядке; наконец, касательно лексического состава, оказались в Договорах довольно большое количество слов, имеющих неотмеченное доселе значение, отсутствие грецизмов, но зато чрезвычайное обилие гебраизмов и несколько полонизмов.
     Важным подспорьем же в моей работе послужило мне сравнительно правовое изучение наших памятников, благодаря которому многие мои конъектуры приобретают силу неоспоримой достоверностью. Для сравнения я привлек правовые источники римско-византийские, славянские и русские, начиная с Русской Правды, а также некоторые из Варварских Правд и изданный профессором Ф. И. Леонтовичем «Древний монголо-калмыцкий или ойратский устав взысканий». Главным образом же я сличал наши акты, равно как и приведенные мною соответственные статьи Р. Правды и относящиеся к Договорам летописные рассказы, с данными еврейского языка и еврейской литературы и нормами моисеево-талмудического права. В результате этого сличения вполне, как мне кажется, подтвердился, защищаемы мною давно тезис о непосредственном и интенсивном воздействии сказанного права на древнерусский юридический быт и о влиянии вообще, еврейской книжности на древнерусскую словесность. К этому положению в русских ученых кругах относятся с недоверием и неудовольствием. Но я укажу на то, что профессор D. H. Muller и V. Aptowitzer в своих рефератах, читанных в заседаниях философско-исторического отделения Академии Наук в Вене в 1906 г. и 1907 г., доказали, вслед за знатоками древнеармянского права, что армянские юридические кодексы Семпада (13 век) и, в особенности, Мехитара Гоша (12 век) многое, несомненно, заимствовали из библейского талмудического законодательства, и что в обширном докладе, читанном в заседании названного отделения той же Академии в 1909 г., второй из упомянутых исследователей доказал также, что изданные давно три сирийских юридических кодекса, составленные тремя архипастырями, или, как они сами себя называют, патриархами восточного несторианского христианства, жившими и действовавшими: один, Хинанишо Ксениас, в последней четверти VII века в Селевкии, а другие два - Тимофеос и Иезубарнун в 1-ой четверти IX века в Багдаде, - содержат решения и юридические правила, составленные под очевидным влиянием талмудо-раввинского права, а законная книга Тимофеоса заключает в себе каноны и узаконения, прямо реципированные из того же права. В виду таких явлений, объясняемых главнейшие сношения, существовавшие между евреями и христианами в Армении и Вавилонии, едва ли позволительно отвергать a priori даже возможность зависимости от моисеево-талмудического права и юридических постановлений, содержащихся в наших Договорах, тогда как последние, как увидим дальше, сами ссылаются на «Божие законодание», под которым, как и под Lex Dei, обыкновенно, разумеется, в частности, Закон Моисеев, - не говоря уже о том, что, судя по некоторым признаком, имеется основание предположить, что в число посланных для заключения Договоров русских послов и гостей были и несколько иудео-хазар и евреев, о чем поговорю в надлежащем месте.
     Что же касается плана настоящего труда, то он представляется в таком виде: Первая глава имеет своим предметом восстановление текста и объяснение летописного рассказа, точнее, - сказки о походе Олега на Царьград в 907 г. и о заключенном будто бы тогда же между Русью и Византиею мирном договоре. Во второй главе я поместил дошедшие до нас тексты Договоров Олега 912 г., Игоря 945 г. и Святослава 971 г., перепечатав их из «Хрестоматии по истории русского права» профессора М.Ф. Владимирского-Буданова, как пользующейся заслуженной известностью и большой распространенностью и пережившей уже много изданий.
     Глава третья посвящена подробному критика - сравнительному анализу договорных статей. Разбирая каждую статью порознь, я привожу почти все, предложенные до настоящего времени комментаторами, толкования ее, доказываю их неудовлетворительность, обусловленную испорченностью текста, и потому, устанавливаю прежде всего правильное, на мой взгляд, чтение каждой данной статьи посредством исправления в ней явных описок, с указанием, притом, самого процесса их происхождения, но преимущественно путем перестановок словосочетаний и периодов с одних мест на другие, не выбрасывая, впрочем, решительно ни одного слова, ни одной «малейшей частицы», - в каковом отношении моя работа, надеюсь, выдержит строжайший проверочный экзамен. В тех же, надо заметить, сравнительно немногих случаях, кода та или другая статья страдает пропуском некоторых слов и фраз, коих, несмотря на все поиски, нельзя найти нигде ни в договорных грамотах, ни в сопровождающих их летописных повестях, очевидно, потому, что их недоставало уже при самом внесении актов в летописные сборники, - я восполняю пробелы словами и фразами, взятыми из однопредметных статей других памятников; Закона Судного, церковных уставов св. Владимира и Всеволода Мстиславовича и проч., или же, изредка - по личной догадке. Затем, исправленное мною, таким образом, чтение, я обосновываю посредством сличения аналогичных статей разных юридических памятников и, в особенности, постановлений моисеево-талмудического права.
     Параллельные же статьи Русской Правды, я, по важности их, выделил в особую, четвертую главу, производя и над ними, для исправления их текста, такие же операции, как и над Договорами. Наконец, в главе пятой я представляю исправленные тексты предшествующих изложению договорных грамот и последующих за ним летописных известий о заключении и ратификации мирных Договоров и формул клятвенных обещаний, как русских князей, так и послов и гостей, сопровождая тексты подробными пояснительными примечаниями. Вместе с тем, я, для цельности впечатлений, излагаю снова в этой же главе исправленный текст Договоров в полном их виде с параллельным переводом их на современный язык. В этом тексте я лишь опустил перечень имен русских послов и гостей, потому, что все гипотезы ученых, а равно и мои посильные догадки, направленные к установке правильного чтения этих имен, все же не более, как догадки; для подтверждения же их нельзя пользоваться теми способами, при помощи которых можно безошибочно восстановить первоначальный вид самых договорных статей.
     В виде заключительной главы, я первоначально предполагал представить восстановленный мною текст и объяснение летописной легенды о признании варяжских князей, - с целью доказать, что она вся и, в особенности, содержащаяся в ней глосса, служащая главной опорой догмата норманнистов: «сице бо тии звахуся Варязи Русь, яко се друзи зовутся Свие» и пр., возникли под влиянием еврейской письменности. Коснуться же этого вопроса в своей работе я находил уместным, потому, что, по глубоко верному замечанию С.А. Гедеонова, никто не в состоянии «приступить к многотрудному изучению…языка, юридических особенностей, религиозных верований и т.п. в договорах Олега, Игоря и Святослава, когда у него за плечами призрак норманизма твердит: договоры - скандинавская принадлежность». Но во время печатания настоящей книги я, по некоторым соображениям, решил посвятить означенной легенде отдельную статью, «от сего дела особо».
     В конце книги приложены указатели заключающихся в ней личных и местных имен, а также объясненных и обсужденных слов и выражений.
     На последней странице помещен список замеченных опечаток и погрешностей. Автор усердно просит читателей словами старинного переписчика: «аже вы кде криво налезете, то исправивше, чтьтете же».

Сентябрь 1910 г.
Киев