Два основных мотива побудили меня остановиться на вопросе, которому настоящее исследование посвящено; они определяются содержанием научных интересов автора. Наука международного права бедна в двояком отношении. Во-первых, она часто работает над скудным, уже давно переработанным и растолкованным материалом и редко решается на его обновление; положительный материал учебников и огромного большинства монографий представляет по составу своему. Скорее, случайный подбор данных, едва ли годных служить базисом научного построения. Старая литература, выросшая из естественного права, не нуждалась в нем. Гроцию довольно было ссылок на священное писание и Цицерона. Новая литература, лишь постепенно покидавшая почву естественноправовых предпосылок, почувствовала некоторую необходимость изыскать этот материал, но удовольствовалась немногим, и это немногое в душе считала, по-видимому, опасным новшеством; мы знаем, насколько скуден положительный материал Г.Фр. Мартенса и Клюбера. Быть может, на первый раз им можно было довольствоваться; но тем более прискорбно, что литература вяло пополняла пробелы этих писателей, ограничиваясь дополнением их путем случайных ссылок на особенно крупные по своему значению современные ей события в истории международного права. Сознательная задача изучения положительных данных до последнего времени никем не была поставлена, и лишь недавно заметили, что этот багаж, легко переносный и малого веса, недостаточен для серьезного и научного предприятия в области изучения международного правопорядка; сделав в отдельных случаях попытку пойти несколько дальше в глубь богатого исторического и догматического материала, ученые заметили, что этот материал бесконечно разнообразнее, интереснее и поучительнее, нежели «примеры», переходившие в порядке законного наследования из одного учебника в другой, что случайно всплывший на поверхность научного исследования факт приобретает в совокупности с сотней других фактов, оставшихся неизвестными, совсем иное значение, что отдельные нормы и целые институты складываются в совершенно иной форме, с гораздо большею определенностью и полнотой, когда найден этот положительный материал, чем если бы пришлось ограничиваться пересмотром давно известных казусов. Между тем этот материал был давно уже под рукою; удивительно, что даже сборник трактатов Мартенса остается до сих пор во многих частях неиспользованным, не говоря уже об огромном количестве архивных документов, напечатанных в последние десятки лет, об английских «English and foreign state papers», парламентских изданиях разных государств, сборнике Р.И.О. и т.д., и т.д. Теперь, когда дорога к этим неизведанным материалам открыта, нельзя более медлить, и одной из основных задач современной науки международного права нельзя не признать дружную и решительную работу над монографическим анализом богатых залежей этих материалов. Изучение их - залог истинного научного обогащения. В этом отношении не должно быть никаких колебаний, и, не идя смело по этому пути, наука международного права легкомысленно принесла бы в жертву привычной умственной лени возможность самого разностороннего обновления своих выводов.
     Во-вторых, наука права международного бедна в логически конструктивных своих выводах. Грандиозное движение, приведшее в последние десятки лет к перестройке на новых началах доктрин государственного и административного права, почти не коснулось права международного. Правда, в последние годы в учебники и монографии начинают проникать категории, найденные новейшей наукой права государственного, но делается это в большинстве случаев бессознательно и пассивно в формах простого механического заимствования: смежные понятия вносятся в систему международного права, не справляясь с тем, отвечают ли они строению международных институтов и тем вопросам, которые возникают при изучении международных норм. Вся ценность новейшего движения лежит, прежде всего, в том пересмотре методы, ее очищении и преобразовании, которое им сделано, и только этим и именно этим должна воспользоваться наука международного права; рабское восприятие готовых выводов дисциплины, изучающей совсем иной материал, не может заменить самостоятельной, творческой в этом направлении работы. Между тем эта новая публицистическая метода способна, бесспорно, оказать услугу науке международного права. Может быть, ни одна современная научная дисциплина в такой степени не страдает внутренней разноголосицею, вызванной невыработанностью научной методы, как наука международного права. В ней рядом с остатками классических естественноправовых тезисов мирно уживаются облеченные меньшею торжественностью, но сходные по существу политические благопожелания, строго догматические выводы и случайные юридические конструкции. Только свет точной и ясной методы может осветить этот хаос, может дать историческую перспективу, которая позволит определить живое от мертвого, может помочь разобраться в действительно действующем праве и создать научную его систему; отвлекая юридические нормы от житейски связанных с ними явлений совершенно иного порядка, «юридическая метода» научит познать эти нормы в их чистоте, найти их внутреннюю между собою связь и создать в истинном смысле единую их систему.
     Таковы теперь две основных в науке международного права задачи, и над выполнением их, на наш взгляд, следует работать с особенной настойчивостью. Каждая юридическая дисциплина живет в известной степени своей особой жизнью и имеет свои собственные прегрешения и доблести; я вовсе не считаю, чтобы во всех других юридических науках в настоящую минуту стояли на первой очереди задачи, подобные отмеченным выше. Напротив того, я с радостью приветствую в области права гражданского стремление освободить себя от гнета чрезмерного увлечения мелочным изучением действующего права и схоластической догматикой, реакцию против исторической школы и Иеринга, в пользу обновления творческих юридических сил, работы над делом созидания нового права. Но именно в этих недостатках всего менее повинно международное право; нигде, быть может, столько научной энергии не тратится на проповедь правового идеала. Я, конечно, не думаю, чтобы и в этом отношении было сказано последнее слово, и не считаю, чтобы такая проповедь, с одной стороны, достигла уже своей конечной цели, а с другой - всегда велась с логической точки зрения безукоризненно; во всяком случае, однако, для правильной ее постановки зачастую не хватает именно прежде всего истинного научного знакомства с положительными нормами права, а без этого едва ли можно сознательно приступит к творчеству идеала, призванного стать на место этого права положительного. Истинное научное знакомство с положительными нормами права может дать лишь расширение материала, подвергаемого исследованию, и исследование его во всеоружии современной юридической методы.
     Предпринимая исследование вопроса о постоянно нейтральном государстве как самостоятельном типе международноправовой личности, я прежде всего имел в виду те указанные две задачи, которые я привык считать основными. Я исходил из того предположения, что, работая над изучением института, мало и поверхностно исследованного, я найду богатый и неизученный правовой материал и внесу со своей стороны хотя бы по одному вопросу несколько новых данных в общую сумму попавших в научный оборот довольно скудных положительных сведений; я рассчитывал, с другой стороны, что мне удастся на этом расширенном фундаменте дать построение строго юридического характера, чуждое методических недомолвок или механического заимствования у соседних научных дисциплин. Кончая работу, я не в праве говорить о том, ошибся ли я или нет в этих надеждах; об этом путь судят другие, но я позволю себе лишь заявить здесь, что работа не разрушили во мне этих руководивших мной научных стремлений. Я по-прежнему и, может быть, еще больше прежнего убежден, что ближайшее будущее нашей науки зависит прежде всего от того, насколько ясно поставлены будут две основные задачи: обогащение изучения положительных норм путем расширения пределов исследуемого и очищения методы исследования.
     Я счастлив тем, что на долю мою в заключение только что сказанного выпадает обязанность принести глубокую благодарность людям, имена которых могут служить свидетельством того, насколько плодотворна может быть работа в указанном направлении. Это имена Ф.Ф. Мартенса в Петербурге, Георга Еллинека в Гейдельберге и Альбера Сореля в Париже. Как школьнику и потом в первых шагах самостоятельных изысканий мне привелось оказаться в положении ученика этих лиц, и я не могу не выразить здесь искренней признательности за их указания и за ту поддержку, которую дало мне знакомство с их научной работой.
     Согласно доброму обычаю я присоединяю выражение живой благодарности учреждениям, облегчившим мне осуществление предпринятой мною работы: Государственного и С.-Петербургскому главному архиву, Парижской национальной библиотеке, тамошнему архиву Министерства иностранных дел, богатой Парижской польской библиотеке, Городской библиотеке Цюриха, Брюссельским Королевской библиотеке и библиотеке Министерства иностранных дел, наконец, Берлинской королевской библиотеке и библиотекам Прусской палаты депутатов и Германского рейхстага. Все знают, сколь многим обязан работник таким хранилищам разума прошлого и настоящего; перечисляя их, вспоминаешь минуты радостной, спокойной научной работы, и трудно отказать себе в удовольствии лишний раз отдаться этим воспоминаниям.