ПРЕДИСЛОВИЕ
 

     Составляя настоящее исследование, его автор ставил для себя задачей дать систематический обзор литературы XVI-го и начала XVII-го вв., посвященной вопросу о неприкосновенности посла в случае совершения им преступления в месте и Вов время своей миссии. Весь относящихся сюда материал он уместил в тех главах и заключении.

     Первая из этих глав (стр. 13-57) занята характеристикой тех двух решений вопроса о неприкосновенности, которые намечались за время до Гроция и некоторые в общем и целом сводились к тому, что посол или объявлялся подчиненным в соответствующих обстоятельствах ведению местной власти (мнение большинства литературы), или же так был именно изъят из-под него.

     Идущая следом за этой вторая глава (стр. 60-90) занимается одним, особо частым в ту пору, о какой идет речь, видом посольских преступлений - заговором, составленным послом среди тех, куда он был аккредитован. Не одно, впрочем, то обстоятельство, что заговор, так сказать, характеризовал дипломатические нравы эпохи, заставило подробнее остановиться на рассмотрении и судьбы посла-заговорщика, как она рисовалась литературе посольского права изучаемого времени. Причиной послужило, скорее, нечто иное: при обсуждении того, как же следовало по праву поступить с послом-заговорщиком, наши писатели только углубляли свои теории посольской неприкосновенности, оспаривали справедливость противных мнений, поверяли правильность своих и проч. Все это придало лишь живости изложению ими своих взглядов на посольскую неприкосновенность в конкретных обстоятельствах дел о заговоре и требовало особого к себе внимания, тем более что, обсуждая соответствующие процесс, некоторые, по крайней мере, авторы были не прочь допустить вмешательство в дело разбора и того лица, которое послало от себя к другому посла, виновного затем в составлении заговора в мете миссии; отнюдь не придерживаясь, однако, и не выставляя еще теории посольской экстерриториальности.

     Третья глава, которую включает в себя исследование (стр. 94-13), посвящена сравнению друг с другом обоих, отмеченных в первой направлений литературной мысли. Дело в том, что анализ этих направлений убедил автора исследований, что многие (если не все) мотивы. В силу коих одни были склонны к освобождению посла от местной власти, встречаются и восприняты и теми, кто враждебно относился к этой идее посольской неприкосновенности в соответствующих обстоятельствах дела. Какова же была судьба этих мотивов в трудах тех, кто, говоря вообще, были вовсе не склонны делать из них выводы в пользу утверждения посольских свобод? Что стояло здесь на пути к этим выводам и препятствовало торжеству либеральных, в смысле признания за послом полной независимости от местной власти, идей и пр.? Этими (или приблизительно этими) вопросами и занимается помянутая третья глава.

     Наконец, небольшое заключение (стр. 134-139) останавливается на том месте из труда Гуго Гроция De jure belli ac pacis, где этот навек обессмертивший свое имя теорией посольской экстерриториальности автор подводит итог всему. Что было сделано его предшественниками в области учения о посольской неприкосновенности. Предыдущее изложение теорий неприкосновенности в XVI-м и в начале XVII-го вв. дало составителю настоящего исследования смелость указать тех лиц, которых, может быть, имел в виду Гроций, описывая в сказанном месте (L. II; C. XIII, IV. 1) различные учения, но в то же время и скрывая имена их создателей под неопределенными alii, qui etc.

     Вместе с теми ссылками на сочинение Г. Гроция, которые кое-где были делаемы выше, в предыдущих трех главах. В целях сопоставления Гроциевой теории экстерриториальности с теориями предшествующих авторов, указанное заключение представляет собой единственный отдел работы, который касается взглядов самого этого писателя на изучаемую привилегию посольской неприкосновенности. Конечно, это немного, если принять во внимание, сколь велика была важность (и в теории, и в жизни) того учения, о котором сейчас идет речь! И тем не менее, составитель настоящего исследования сознательно уклонился от систематической передачи и анализа доктрины голландского мыслителя, предпочитая посвятить свой труд и время, скорее, почти забытым теперь теориям, чем заниматься уже общеизвестной.