ПРЕДИСЛОВИЕ

     Со времени крымской войны славянские земли стали все более и более интересовать образованный мир; на русском, и на иностранных языках с того времени появилось не мало сочинений о славянах. Иностранные писатели, в большинстве случаев, относятся крайне враждебно ко всем появлениям славянского духа. Эта враждебность доходит иногда до того, что они самые факты представляют в превратном виде. Иностранный ученый, приезжающий в славянские земли, является туда с заранее составленным мнением, что он посещает страну если не вполне варварскую, то, по меньшей мере, полуварварскую. К населению славянских стран они относятся с некоторым презрением; нужды и национальные стремления славян не вызывают в них сочувствия. Благодаря этим ученым, «кроат» стал для европейца таким же пугалом, каким для турка является «москов». Вообще это заранее составившееся на Западе мнение о славянах заставляет приезжающих в славянские страны западных ученых смотреть на все явления славянской народной жизни через своеобразную призму, не пропускавшую через себя ни одного светлого луча; все извращается, переделывается и даже идеи, воодушевляющие славянина, кажутся им то детски-наивными, смешными, то революционными.
     Русская литература обогатилась, в последнее время, многими учеными исследованиями о славянах австрийских и турецких. Но, по настоящее время, насколько мне известно, ни на русском, ни на иностранных языках не существует ни одного ученого труда, в котором бы были сгруппированы сведения, касающиеся всех сторон жизни одного какого-либо славянского племени. Желая пополнить такой пробел, я и возымел намерение составить настоящий труд, который имеет своим предметом всестороннее изучение частной, общественной и государственной жизни хорватов. Было еще одно побуждение к написанию настоящей книги. Во время продолжительного моего пребывания среди хорватов, мне неоднократно приходилось слышать от корифеев хорватской интеллигенции сетования на то, что русские слависты, в своих ученых исследованиях, касаются лишь вскользь, мимоходом бытовой и общественной жизни хорватского племени, тогда как другие славянские племена являются уже предметом подробного и всестороннего обследования.
     Соглашаясь вполне с этим мнением, я питаю глубокое убеждение, что жизнь хорвата, во всех ее проявлениях, не может не интересовать в особенности нас русских. Ознакомившись ближе с обыденной и праздничной жизнью хорвата-селянина, нельзя не найти в этом отношении большего сходства между ним и русским крестьянином. По многим вопросам, касающимся обычного права, мы не можем не придти к тому же самому заключению. Многие черты обрядовой стороны быта хорватов являются разительным подтверждением вышесказанного. Даже самый хорватско-сербский язык, в лексикографическом отношении, более схож с русским языком, чем языки других славянских народов. Итак, между народностями хорватскою и русскою существует тесная связь, которая приобретает по нашему мнению, еще большее значение в силу того обстоятельства, что она построена не на государственном, а на бытовом начале, следовательно, вытекает из самой жизни народа. Связь исключительно политическая, построенная лишь на государственном начале, всегда бывает явлением случайным, последствием хода событий.
     Весьма естественно, что жизнь хорватского племени, сложившаяся при совершенно иных внешних условиях, чем жизнь русского народа, представляет и своего рода особенности. Прошлое хорватов полно тяжелых испытаний. Но, несмотря на то, что хорваты находились постоянно под игом какого-либо иноземного народа, они сохранили в себе величавый и отважный характер, проявлявшийся то в смелых, нередко буйных набегах на орды татар и логовища турок, то в отважных морских предприятиях против венецианцев. Хорватские юнаки - Зринские, Франкопаны и т.д. снискали себе, в свое время, европейскую известность. Но при всем героизме и воинственности своего национального характера, хорваты в то же время отличаются замечательным добродушием, простосердечием и гостеприимством, и эти качества служат наилучшим украшением и современных нам потомков смелых юнаков.
     Хорватское племя сплошною массою населяет следующие южные провинции Австро-Венгрии: Хорватию, Славонию, Далмацию и хорватско-славонскую Военную Границу. Поэтому в настоящем труде я сгруппировал все имеющиеся у меня под рукою сведения об этих юго-славянских окраинах Австро-Венгрии. Просмотрев оглавление, читатель будет иметь возможность составить понятие о системе, которой я держался при изложении настоящего ученого моего исследования. Так как труд мой является первою попыткой всестороннего рассмотрения всех проявлений жизни одного из славянских племен, то не считаю лишним заметить, что в своих сообщениях я следовал своему самостоятельному плану, который, по моему мнению, был наиболее удобоприменим в настоящем случае.
     Считаю не лишним также сделать здесь же некоторые пояснения относительно некоторых частных вопросов, рассмотренных мною в настоящем труде. В отделе «статистики», я поместил общую цифру численности местного населения; частные статистические сведения вошли в другие отделы, как например: в отдел «судебные учреждения» - судебная статистика; в отдел «народное просвещение» - учебная статистика и т.д. Приняв во внимание, что цель настоящего моего труда состоит в том, чтобы познакомить со страною, не в современном только ее состоянии, но и с последовательным ходом ее исторического развития, я счел долгом поместить в отделе «промышленность» средний итог состояния местной промышленности за последние десять лет. Говоря о средних учебных заведениях в Хорватии и Славонии, я нашел не лишним привести в русском переводе учебную программу классических хорватских гимназий, имея в виду наглядно представить всю разницу, в этом отношении, между этими гимназиями и нашими классическими.
     Самыми обширными отделами в настоящем труде являются отделы - «церковь» и «этнография». Говоря о сербской православной церкви, я не ограничился описанием современного ее состояния, но счел долгом начать этот очерк со времени водворения православия на Балканский полуостров. В этом случае я руководствовался тем убеждением, что в судьбах церкви и народа сербского больше, может быть, чем, в чем-либо ином, настоящее объясняется прошедшим.
     Итак, говоря о состоянии православия в описываемых нами юго-славянских окраинах, нельзя не сказать о том, когда и при каких условиях оно там появилось, кто дал сербской православной церкви ту крепкую внутреннюю организацию, которая сплотила ее с сербскою народностью и доставила сербам непреоборимую силу в борьбе с заклятыми врагами их религии и народности.
     В силу этих соображений, мы сочли долгом включить в «очерк истории сербской православной церкви в Хорватии и Славонии» некоторые сведения о постепенном развитии православия в странах, соседних с Хорватией и Славонией и подлежащих ведению австрийско-сербского митрополита.
     Задавшись мыслью, сгруппировать всесторонние сведения сначала о Хорватии и Славонии, а потом о Далмации и о хорватско-славонской Военной Границе, мы нашли нужным сделать отступление от своей программы по тем вопросам, по которым следовать этому плану представлялось не совсем удобным, как например: при рассказе о монастырях - православных и римско-католических, а также при составлении этнографического очерка о Хорватии, Славонии, Далмации и хорватско-славонской Военной Границе. Монастырская жизнь во всех этих юго-славянских окраинах появилась, можно сказать, при одних и тех же условиях; при том число и православных и римско-католических монастырей в означенных провинциях весьма ограничено. В силу этих соображений, я счел возможным сгруппировать в одном отделе все сведения, касающиеся православных монастырей в Хорватии, Славонии, Далмации и хорватско-славонской Военной Границе, а в другом - римско-католических монастырей в тех же провинциях Австро-Венгрии.
     Настоящий мой труд является плодом пятилетних усидчивых занятий в Петербурге, не говоря уже о времени, которое было мною употреблено на поездки по югославским окраинам Австро-Венгрии, с целью пополнить имевшиеся у меня сведения об этих еще мало изученных странах. Со временем, проведенным мною среди юго-славян, связаны воспоминания о первых годах моей молодости: все то, что ускользнуло бы, может статься, со временем от моего внимания, сделалось тогда предметом всестороннего моего изучения. Каждое событие юго-славянской жизни, которого я был свидетелем или которое я изучал на месте, по историческим остаткам, врезалось неизгладимыми чертами в моей памяти; но я не доверял ей: пожалуй, думалось мне, какая-либо частная черта забудется мною и унесется потоком времени, а между тем она, может быть, драгоценна, может быть, счастливый случай, натолкнувший меня на эту особенность жизни юго-славянина, не повторится с другим путешественником. И вот карандаш и бумага сделались неразлучными спутниками во всех моих поездках и хождениях по юго-славянским землям. Возвратясь с моих этнографических экскурсий к себе в кабинет, я приводил собранные материалы в систему. Таким образом, скопился у меня материал для настоящего труда. Считаю излишним добавлять, что я приложил со своей стороны, все мое старание, чтобы ничто из собранного мною не осталось забытым и не занесенным на страницы настоящего исследования.