ПРЕДИСЛОВИЕ

     Задача настоящего труда - подвергнуть сравнительному рассмотрению и сближению известную долю материала, касающегося свойств экономической организации и некоторых учреждений права у первобытных народов, насколько этот материал выясняется из показаний путешественников. Изучение различных сторон жизни первобытного общества сделано в последние десятилетия быстрые и блестящие успехи. В этом поступательном движении науки о человеке и обществе принимали одинаковое участие исследования антропологические, этнографические, лингвистические, изыскания в области религий и умственного развития, родового и семейного строя первобытных народов. Другой ряд важных исследований относился к общинному устройству быта народов, преимущественно арийского происхождения и бросил новые лучи света на первоначальное общественно-хозяйственное их сложение. Результаты этих последних изысканий, между прочим, привели к тому предположению, пользующемуся более или менее всеобщим распространением, что общинные формы хозяйства в их различных стадиях представляют универсальные формы экономической деятельности на ранних ступенях развития. Но, как ни популярно означенное предположение, справедливость требует заметить, что для научного подтверждения его сделано еще очень мало, так как сведения, относящиеся к формам хозяйственной жизни народов Океании, Америки, Азии и Африки до настоящего времени почти не подвергались самостоятельной и цельной разработке. Некоторое исключение из этого, правда, представляют отдельные места в общих курсах антропологии, а также две главы в сочинении Летурно, в которых, изображая генетическое развитие права собственности и политических учреждений, автор нередко обращается за сведениями к описаниям упомянутых частей света. Но и эти, достойные всякого уважения, попытки вникнуть в природу первобытных экономических учреждений, отличаются, во-первых, крайней отрывочностью, а, во-вторых, отсутствием надлежащей критики источников. А, между тем, как бы ни были ценны многие показания первобытных народов, но для правильной классификации их необходимо прибегнуть к значительным ограничениям. С одной стороны, сообщения различных путешественников об одних и тех же явлениях жизни первобытного общества находятся часто в вопиющем противоречии между собой. С другой, путешественники сплошь и рядом вносили новые европейские понятия в объяснение чуждых им общественных явлений и открывали феодальные учреждения, королевскую власть, право майората, отцовскую патриархальную власть, право частной собственности на землю и пр. там, где их вовсе не было. Ключ к устранению подобных недоразумений, насколько оно лежит в пределах возможного, состоит в том методологическом приеме, который допускает сосуществование одних явлений и исключает сосуществование других. Так, например, при существовании бродячего земледелия, а таково именно состояние громадного числа первобытных народов, переставших заниматься исключительно охотой, рыбной ловлей и пастушеством, не может быть и речи о частной собственности на землю, а, вместе с тем, естественно, и о феодальных учреждениях и о королевской власти, которые повсюду сосуществуют с прочной территориальной оседлостью. Трудно также совместить феодализм с принесением человеческих жертв или детоубийством и отцовскую патриархальную власть с преобладанием материнства. Только при помощи таких и подобных поправок, сделанных в показаниях многочисленных путешественников, можно составить себе более или менее цельное понятие об общественно-хозяйственном сложении первобытного общества, насколько то дозволяет недостаточность и бессистемность наблюдений. Основные черты этого сложения следует искать в форме организации работ, служащих для поддержания существования общества, или, что то же самое, в форме общественного производства и потребления. Одно только изучение организации общественного труда способно наглядным и правильным образом разъяснить внутреннюю природу и особенности политических, юридических, религиозных, умственных и многих других явлений общественной жизни первобытных народов. Возможно ли, например, составить себе правильную идею о происхождении общинного землевладения, не имея представления о таких общих работах, которые ему предшествуют и которые сопровождают его собой? Равным образом и понимание частного землевладения неразлучно с идеей о том, какие дальнейшие преобразования, в смысле разделения и обособления, испытывает комбинация общественных работ.
     Взяв на себя рассмотрение общественных форм первобытного общества, мы не имеем, однако, ни малейшей претензии на полноту и всесторонность нашего исследования. Этому препятствовали бы весьма многие обстоятельства, из которых мы здесь упомянем только о двух следующих. Прежде всего, во избежание излишних повторений, мы обходим в настоящем сочинении молчанием большую часть изысканий по истории землевладения народов арийского происхождения, полагаясь на всеобщую известность таковых. Затем, по причине более частного характера, а именно по случаю пребывания за границей, мы, к сожалению, не могли ознакомиться, как следует, с содержанием литературы о русских инородцах, которая, насколько нам известно, может поспорить в подробностях и полноте с литературой иностранных путешествий. Мы ограничимся, поэтому, одним материалом для мало исследованных в общих сочинениях народностей вне европейских частей света, насколько они представляются нам достопримечательными, но и тут мы остановимся на описании одних только общинных форм жизни, оставляя без рассмотрения встречающиеся здесь и там формы феодализма, как высшей фазы развития общества.

Автор