Религиозные верования древности представляют собою, в высшей степени, замечательное явление во всемирной истории, полное глубокого психологического и вообще научного интереса. Вопрос о происхождении языческого политеизма с его мифологией составляет, бесспорно, одну из важнейших проблем не в богословии только, но и в философии религии и истории вообще. Сохранившиеся до нас литературные памятники этих верований древнего мира не напрасно служат ныне предметом усиленных, напряженных, научных изысканий, которые все более и более расширяются и осложняются вместе с успехами сравнительного языкознания и древней этнографии.
     Религии древности - это зерно всего мировоззрения древнего мира; здесь исход, основа и центр его умственного, нравственного и общественного развития. Без них мы никогда не поняли бы этого исчезнувшего теперь мира, который предшествовал нам в истории и, следовательно, исторически с нами связан. Мифы и легенды, в которых заключены древние верования, образы, в которых древний человек облекал свои религиозные представления - все это продукт его духовно-нравственной жизни, вековая работа его мысли и чувства, часто полная одушевления, искренности, энергии, силы, таланта. Некоторые из этих памятников религиозных верований древности, сверх общечеловеческого, имеют для нас еще особенный племенный интерес. Священные книги арийцев, этих старейших, по времени появления в истории, народов индогерманского племени, написанные на языке, который представляет собою древнейшую отрасль наших европейских языков, переносят нашу мысль в наше первоначальное отечество, теперь далеко от нас, труда - в глубину Азии, в страны около Гималайского хребта, и отчасти напоминают древнейшие первичные воззрения и верования, принадлежащие всему европейскому племени, следы которых, быть может, доныне еще не совершенно исчезли среди нас.
     Правда, с нашей христианской точки зрения, все эти верования древности – ложь и заблуждение, все это - лишь смертные тени (Лук. 1, 79), в которых блуждала человеческая мысль, человеческое чувство, напрасно ища исхода. Но этот мрак и эти тени своею противоположностью ярче, яснее отображают для нас свет истины, которая сменила их и которою обладаем мы. Пред нами здесь открывается ветхий человек в своем внутреннем нравственном быте, в своих сокровенных чувствах и душевных движениях; он является нам здесь с его задушевными мечтами, с его обольщениями, с его сердечною скорбью и душевным томлением, наконец, с его отчаянием. Этого мало. Среди самого мрака этих изжитых человечеством заблуждений, по временам, светили лучи того света истины. Который никогда всецело не оставлял человека (Иоанн. 1, 5); среди самых суеверий, мы находим здесь следы истины: в этих призрачных мечтаниях языческой древности, в этих чарах, созданных воображением древнего человека, в этих мифах и легендах древнего мира, в этих причудливых образах фантазии, по временам, высказывалось искание истины, тяготение невольное, полусознательное к тому, что открыто нам; в них мы находим гадание об истине, её предчувствие… Словом, в отживших верования язычества, мы находим историческое свидетельство об истине христианства. Вполне справедлива в этом отношении мысль известного лингвиста Макса Мюллера, высказанная им в заключение его публичной лекции об индейских Ведах, читанной в Лондоне в 1865 году: «изучение древних религий учит нас лучше ценить то, что дано нам нашею религией. Только тот, кто терпеливо и беспристрастно обсудил все другие исторически известные религии, может знать, что такое христианская истина, и с полным убеждением и уверенностью сказать вместе с апостолом Павлом: «Я не стыжусь благовествования Христова» (Рим. 1, 16). Essays v. Max. Muller. Erst. B. Vorlesung uber die Vedas.
     Нескоро, однако же, это было сознано надлежащим образом, и не из богословия, которому. По-видимому, специально принадлежал вопрос о язычестве. Вышли движения, направленные к изучению религий древнего мира. Богословие средневековое, схоластическое, всецело погруженное в диалектику и отвлеченности, вообще пренебрегало историческим элементом в своих исследованиях. Оно знало язычество больше под формою отвлеченного понятия о заблуждении, которым решалось все. Для него язычество было «religio falsa», о которой, кроме этого и по этому самому, больше знать ничего не нужно и не стоит. Психологическая сторона вопроса, т.е. внутренние причины возникновения и происхождения языческой мифологии, также была совершенно опущена из внимания. Самый взгляд на отношение религий древнего мира к христианству не имел ни прочности, ни определенности. Впрочем, подобные исторические исследования о религиях древности до последних времен были невозможны. Религиозные памятники древности, особенно востока, который с богословской точки зрения гораздо боле важен. Чем запад, т.е. мире греко-римский, долго оставались и неизвестными, и недоступными для изучения. Только с конца XVIII столетия и начала XIX, со времени поселения англичан в Индии и похода Наполеона I на Египет, Европа начинает знакомиться с литературными памятниками древних религиозных верований, о которых дотоле почти не знала. Только с этого времени открытие санскрита, составляющее эпоху в изучении религий востока, и работы над иероглифами Египта, дают сильный толчок и движение прежде несложной науке о верованиях древнего мира. С этого времени труды в изучении религиозных памятников древности начинают обогащать новыми результатами историею и филологию, и в свою очередь, обогащаются новыми данными вследствие развалившихся, при их же посредстве, филологических изысканий. Делаются новые заключения о племенном сродстве народов и об их взаимных исторических отношениях.
      Но, вместе с тем, как религиозные книги древности сделались предметом научных изысканий в области филологии и истории, прежний взгляд на язычество начинает изменяться. Наука открывает в нем то, чего, по-видимому, не ожидала и что дотоле не предполагалось. Она находить в нем не только роскошные образы поэзии, но и мнимую возвышенность воззрений, вызывающую на сопоставление древних религиозных верований с христианскими взглядами. Взыскиваются предположения о сродстве библейского учения с древними философами и религиозными воззрениями. С другой стороны. В этом изучении древних верований и их взаимном сопоставлении наука видит средство к определению самых законов развития религиозного сознания. Делаются попытки. При помощи сравнительной мифологии, на заключение о первоначальном типе верований, общих всему человечеству, о генетическом развитии сложных религиозных понятий из простейших первичных представлений. К этому присоединяются взгляды возникших вслед за этим философских теорий о религии и о законах развития религиозного сознания. Новейшие философские взгляды на религию исходят из априорных начал, но спешат для своего фактического оправдания воспользоваться новыми данными, добытыми при посредстве исторического изучения религии. Те и другие далеко расходятся с библейским воззрением на первоначальную эпоху в истории человечества и на первобытные времена в истории религии.
     Таким образом, в виду этих новых теорий и воззрений, богословская наука последнего времени не могла со своей стороны не обратить внимания на изучение древних литературных памятников религии и не подвергнуть их исследованию со своей точки зрения. К положительным богословским интересам в изучении религии древнего мира присоединился еще отрицательный, полемический. В виду новых взглядов и теорий относительно язычества, на основании тех же исторических данных, ей нужно было оправдать свои собственные взгляды и воззрения. Вследствие этого, с начала нынешнего столетия, вопрос о древних религиях стал предметом тщательного и подробного изучения в самой богословской науке запада и вошел, как необходимый элемент, в богословскую апологетику. Из множества сочинений этого рода в богословской литературе запада, особенно Германии, можно указать по преимуществу на весьма солидное но, к сожалению, неоконченное сочинение Вуттке «Geschichte des Heidenthum’s».
     Исследования чисто научные относительно мифологии и древних религий, вообще представляющие собою громадную литературу самых разнообразных воззрений, - литературу, постоянно возрастающую, не только не закончены, но и не привели еще к выводам более или менее прочным и твердым. Тем не менее, что замечательно, выводы ученых исследователей Англии, Германии, Франции относительно истории религий постепенно сближаются с богословскими воззрениями и библейскими преданиями. Увлечение мнимою возвышенностью древних религий востока, естественно, впрочем, при неожиданной находке и разгадке литературных памятников древних религий востока, естественное, впрочем, при неожиданной находке и разгадке литературных памятников древних верований и при первоначальном поверхностном знакомстве с их содержанием, - прошло. В этом отношении можно указать на труды нескольких лингвистов и по преимуществу на известного санскритиста Макса Мюллера (Essays. V. M. Muller). Таково же, по крайней мере, по своей мысли, и недавно явившиеся сочинение Бунзена; «Единство религий» (Die Einheit der Religionen v. Ernst Bunsen. 1870).
     Наша русская богословская и философская литература до самого последнего времени ничего почти не имела по вопросу о древних религиях. Перечень сочинений, имеющих более или менее прямое отношение к нашему вопросу. Очень краток. В него входят: сочинение Новицкого «о развитии древних философских учений в связи с развитием языческих верований», книга нашего лингвиста профессора Васильева о буддизме, имеющая общепризнанное научное достоинство, особенно в отношении к вопросу об истории буддизма, и сочинение о том же преосвящ. Нила, а также труды членов нашей Пекинской духовной миссии, которые представляют собою материалы для изучения религий востока, на столько, впрочем, ценные, что ими пользуются для своих исследований ученые Германии и Англии. Первый опыт чисто научных исследований о верованиях и воззрениях древности в нашей богословской и философской литературе представляет собою недавнее сочинение профессора Чистовича по специальному, но в высшей степени интересному и сложному, вопросу об учении касательно бессмертия и будущей жизни в древнегреческом мире. Интерес и значение этого сочинения - по преимуществу в решении трудного и спорного вопроса о мистериях в древнем мире.
     Предположив представить очерк древних религий, более известных исторически, мы слишком далеки от целей специального исследования о них. Это был бы труд громаднейший и сложнейший, соединенный со множеством столько же сложных и спорных вопросов из сравнительной филологии и истории. Такого труда, сколько знаем, доныне не представляет и богословская литература запада. Мы не берем на себя разбора первоисточников древних религий, работа над которыми принадлежит филологии и истории. Наш труд чисто богословского характера и основан на тех данных, какие до последнего времени представляют труды ученых из другой области. А наша цель ограничивается желанием восполнить по возможности пробел в нашей богословской литературе по вопросу о религиях древнего мира. Отсутствие такого рода богословских исследований особенно ощутительно ныне, в интересах вновь возникающей у нас богословской науки - апологетики.