Злоба и невежество сделали нашу жизнь адом. Все лучшее в человечестве трудится над исправлением жизни; сюда направлены усилия культуры. Должна ли одна церковь быть в стороне от этой работы человечества по улучшению земной жизни и оставаться, в заботах о спасении отдельных лиц, лишь молчаливою зрительницей зол и неправд общественной жизни? В заботах о небе должна ли быть забыта земля? Да, отвечает нам традиционное миросозерцание: «христианство ставит человечеству идеал небесный, только небесный, и только терпит, допускает земное, земной идеал, если земное не препятствует небесному; между здешним и будущим нет органической связи, и царство Божие там, за гробом, уготовано нам и, возможно, без царства Божия здесь, на земле…»
     Предлагаемый труд имеет целью доказать, что это традиционное понимание христианства не в праве выступать от имени самого христианства: оно осуждается евангелием, всем его существом. Приговор себе односторонне-аскетическое освещение христианства находит в Евангелии, как благовести царства Божия; оно питается только забвением и искажением Евангельской идей царства Божия.
     Не в самом христианстве корни ригористическо-аскетического миросозерцания, выдаваемого за христианское, а вне его. У нас, в России, псевдоаскетическое традиционное христианство исключительно загробного идеала, византийское христианство, представляет собой только печальное наследство, оставленное нам нашей историей. Корни его там, откуда пришла к нам и сама вера, - в Византии, дохнувшей на нас тлетворным дыханием одряхлевшего и умиравшего общественного организма, ненавистью к миру, разочарованием и равнодушием старости. Наконец в петровскую эпоху традиционное миросозерцание с его проповедью равнодушия к миру закреплено было неблагоприятными условиями, в которые была поставлена наша русская церковь церковной реформой Петра. Оно стало нужно в качестве вольного и невольного оправдания того отчуждения церкви от жизни, какие явились последствием превращения церкви, носительницы живой силы и духа Христа, в ведомство православного исповедания, в одну из малозначительных частей государственного бюрократического механизма. Свое омертвение для жизни пришлось оправдывать теорией загробного идеала и прикрывать его именем христианской религии, незаконно замкнувшись в узкой сфере забот о личном нравственном совершенствовании членов церкви. Настоящая печальная действительность, однако, выбивает нас из этой последней позиции в нашем бегстве от мира: и в этой сфере влияние церкви и ее авторитет оказались поколебленными, ее деятельность слабой. Иначе и быть не может. Воспитывать в христианской религии деятельной любви нельзя проповедью равнодушного или спокойного созерцания страданий человечества, его подвигов на борьбу со злом и упорным молчанием о неправде, которою так полна наша жизнь! Как могла церковь с успехом действовать и в этой специальной своей сфере совершенствования чад своих вследствие проникнувшего всю ее насквозь духа бюрократической мертвенности и в пастырстве, и в проповеди, и в управлении, и в учении, и т.д.? Как может быть достигнута эта цель в церкви с таким разобщением пастырей и паствы, какое наблюдается только у нас? По апостолу члены церкви совершенствуются взаимным единением и назиданием в вере и любви (1 Кор. XIV, 3-4, 12, 26; Еф. IV, 16; 1 Сол. V, 11 и др.); но такое единение не имеет места там, где систематическим изгнанием отовсюду начала соборности церковь, организм верующих, низведена на известную сумму ничем не связанных отдельных посетителей храмов, а возможность взаимного назидания словом веры, устным и печатным, - возможность любящему сердцу и верующему уму делиться с другими плодами своего духовного опыта затруднена всевозможною бюрократическою регламентацией и особенно духовною цензурой, с явный подчинением здесь вечных и высших интересов христианской религии преходящим и случайным интересам церковной политики (охранение существующего порядка или statu quo).
     Ясно как Божий день: даже для успеха в своей специальной сфере душеспасения церковь должна в своем устройстве и деятельности возвратится к соответствующим ее духовной сущности началам и законам, возвещенным христианской религией и начертанным в церковном каноне. Это начинает сознаваться ныне с особенной силой, и есть уже стремление к освобождению церкви от мертвящей бюрократической опеки; но есть и реакция ему. Реакция черпает материал для теоретического оправдания себя в богатых залежах аскетическо-византийской письменности. Сочинения, подобные предлагаемому, должны служить противоядием теоретическому обоснованию реакции: они показывают, что правда не на ее стороне.
     Вопрос об отношении христианства и культуры имеет и свою специальную ценность и интерес независимо от совершающегося у нас церковно-общественного движения. В последнее время он особенно усердно разрабатывается в западной богословской литературе, - прежде всего под влиянием резкого обострения на западе социально-экономического вопроса и сильного развития социалистического движения. Но кроме того, на внимание к этому вопросу в западной богословской литературе не остались, вероятно, без влияния сочинения Л.Н. Толстого, которыми особенно интересуются в немецком богословии, а с очевидностью - лекции проф. А. Гарнака о сущности Христианства (Das Wesen des Christentums. Brelin 1900). Как известно, христианство Л. Толстого является отрицанием земной жизни, земных благ; христианство у Гарнака к земным благам индифферентно. Как в действительности христианство относится к земной нашей жизни? Вот вопрос, около которого вращается западная богословская литература, значительная не только по объему, но и по качеству, с разнообразными ответами на вопрос. Среди нее особенно выделилась громкой известностью книжка С. Skovgaard-Petersen. «Des Glaudens Bedeutung im Kampf ums Dasein» (Berlin 1902).
     Хотя предлагаемое сочинение отвечает литературным и общественным течениям наших дней, однако оно не предназначалось служить злобам дня и явилось независимо от сторонних влияний. Об этом говорит короткая справка из длинной истории сочинения (ибо у сочинения есть история, да еще длинная). Лекции Гарнака появились в 1900 г., а общественное движение нашего времени приурочено к 18 февр. 1905 г., как хорошо всем известно; но мое сочинение в значительной части своей рукописи было готово к 1896 году и в этом виде находилось на продолжительном рассмотрении соответственных учреждений в 1987-1899 г.г. С 1902 г., в распространенном виде, сочинение стало печататься на страницах «Богословского Вестника» и окончено печатанием в 1904 г. Оно представляет собой оттиск статей из «Богословского Вестника» за 1902-1094 г.г.

П. Светлов