ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА КО ВТОРОЙ ЧАСТИ

     При благоприятном принятии первой части этого сочинения, какое оно встретило со всех сторон, я нисколько не беспокоюсь относительно того, что вторая часть его, и именно первая ее книга, получила гораздо больший объем, нежели, как это первоначально было предложено. Причина этого заключается в том, что, во время занятия этим предметом и разработки его, мне представилось такое богатство ценных фактов и выводов, что далеко превзошло мое собственное ожидание. Правда, со стороны некоторых читателей я ожидал замечания, что в книге оказалось много таких предметов, которые гораздо скорее относятся к этнографии, чем к апологетике. Но относительно этого у меня совесть чиста. Что я не обращал особенного, и притом, прежде всего, внимания на те пункты, которые важны для апологета, но поставил для себя целью, устранив предвзятые мнения, положить в основание этого труда изучение, в широких размерах, этнографии и всеобщей истории религии, в этом заключается достоинство этого сочинения, потому что-то, что оказалось при этом, случайно и ненамеренно, ценным апологетическим материалом, все это, во всей неприкосновенности, вошло в состав этого исследования.
     При этом для меня, с самого начала, было ясно, что единственно безопасною Ариадниною нитью, в лабиринте вопросов о прибытии, происхождении и родстве народов и их религий, могут служить лингвистические исследования. Я не унывал оттого, что должен был углубиться в изучение языков алтайских, малайских, американских и др. и основательно изучить исполинские исследования В.Ф. Гумбольдта, Бушмана и Шотта, помещенные в «Трудах Берлинской Академии наук (Abhandl. Der Berlin. Akad. d. W.). Я чуть не потерял над этим моего здоровья и в значительной степени расстроил мои нервы. Но что эта трудная работа не осталась бесплодною, это покажет каждому, кто отнесется к этому делу беспристрастно, этот том моего сочинения.
     Есть, конечно, люди, которые уже наперед осудят всякую попытку доказать историческую связь отдаленных племен, из сродства их языка, нравов и религии. Так, например, Бастиан (Bastian), в своих, очень почтенных, но, к сожалению, слишком мало приведенных в порядок, сообщениях относительно берегов Лоанго, высказывает мнение, сто подобное сходство основывается только на том естественном законе, в силу которого и различные, чуждые друг другу, племена, представляют одни и те же явления. Но этого закона нельзя признать в таких широких размерах. Конечно, встречаются у народов различного происхождения приношения в жертву как животных, так и людей, каменные столбы, почитание солнца и луны, колдовство и заклинание духов; но именно в различных формах. Но кто стал бы, вследствие этого, объяснять повторение самых характеристических (speciellsten) явлений языческих обычаев и религии общим действием этого естественного закона, того следовало бы спросить: почему же этот естественный закон заставил назвать обычай метать стрелы при помощи трубок и самые эти трубки именем sarbacana, или sgaravatana, именно только у Малайцев Индийского Архипелага и у некоторых только племен на реке Ориноко, - или обычай приготовленный из разжеванных зерен и образовавшийся через брожение напиток называть именем kava, kavan, именно только у Полинезийцев и у американских Тупийских Индийцев (Tupi-Indianer), и нигде более? Благоразумные исследователи видят в этом столь исключительном совпадении слов и обычаев, вещей и имен связь, зависящую не от действия естественного закона, но от исторического влияния, - и тоже самое нужно думать о подобных явлениях в религиях и существующих у разных племен сказаниях.
     Источниками для меня служили, преимущественно, сообщения таких исследователей и путешественников, которые отличаются полным беспристрастием, - и я, только в редких случаях обращался к известиям, сообщаемым миссионерами, и только как к второстепенным источникам. С этой стороны, я не надеюсь встретить никакого упрека.
     Лингвистов, занимающихся индогерманскими и семитическими языками, я прошу, при оценке моих отделов, посвященных сравнительному языкознанию, принять во внимание то, что по исследованиям Гумбольта, Бушмана, Габелентца (Gabelentz) и др., нет такого строгого закона словоизменения в прочих классах существующих на земле языков, как это мы знаем по отношению к индогерманским языкам, - а потому ничего подобного нельзя и ожидать.
     Так как моя книга должна была быть понятною не для людей специально знакомых с лингвистикою, а для всех вообще образованных людей, то, по этой причине, при передаче чужестранных слов, я должен был отступить от принятой, искусственно придуманной, для санскритского, зендского и пр., системы письма, которая, притом же, и не соответствует свойству алтайских и малайских языков, я должен был употреблять особенную систему правописания. (Подобно Риму, - Riehm, - в его словаре библейских древностей, - Handworterb. d. bibl. Alterthums) я употреблял буквы в том же самом их звуковом значении, какое они имеют в немецком языке. Вот почему небные звуки (palatalen Quetschlaute), во всех языках, я передавал через tsch, dsh (к числу которых, в санскритском языке, относится tschh, dshh), тогда как буква j у меня постоянно изображает звук немецкой буквы йод (как, напр., в сл. «ja, jeder»), а ch гортанный придыхательный звук (как, напр., в сл. «machen, lichen»). Нет сомнения, что немецкого алфавита недостаточно было для всех звуков всех языков. Небный шипящий звук санскритского языка (который по совершенно верному мнению Шлейхера, Schleicher’s, - соответствует северно-немецкому и французскому z, стоящему после e или i, напр., в сл. «liegen, legen») я, обыкновенно, передавал через c. Язычные звуки санскритского языка я отличал от зубных, по примеру М. Миллера (M. Muller’s), при помощи курсива. Французский звук j через sh, итальянский g, пред e, или i, как уже сказано выше, через dsh. - Как многоразлично старался я выражать арабские зубные, замкнутые и свистящие звуки, может показать следующий алфавит: - be, tse,dshim, cha, chha, dal, dsal, re, ze, sin, schim, tzad, dhad, tha, thha, ‘ajin, ghajin, phe, gaf, kef, lam, mim, nun, vau, he, je. Ацтекские и другие американские слова, которые я нашел написанными по-испански, я переписал немецкими буквами, соответствующими, по своему свойству, испанским буквам. Относительно ацтекских слов, в особенности, сравн. § 297, прим. - Относительно китайских слов, я должен был держаться обыкновенной переписки их, хотя и могли произойти при этом неважные погрешности.
     Что касается немецкой орфографии, то в иностранных германизированных словах (как, напр., zitiren, speziell, Kultur) и имеющих немецкое окончание собственных словах (напр., Trazien, Phoenizien) я заменял букву с буквою z и k. В неизменившихся древних собственных именах (как напр., Cicero, Lucianus) казалось мне это неуместным, а в имени «Cypern» безвкусным; точно также я оставил неприкосновенным и двойное c (напр., в слове Accent).
     Если первая книга этого тома длиннее, то зато вторая, в которой идет дело о Божием откровении, может быть, короче, чем некоторые читатели ожидали и желали. Но моею задачею не было писать подробную историю царства Божия. Я достаточно выполнил свою задачу, если успел доказать, что этой истории нельзя объяснить из естественного человеческого развития, а только из откровения живого Бога, и что в ней Евангелие проявляется как спасающая сила Божия. Это именно я и старался доказать.