Спустя сто с небольшим лет после Брестского церковного собора, положившего начало русской унии, в сей последней стало затемняться ее коренное православное начало. После Замойского поместного собора (в 1720 г.) в ней, под руководством базилианских монахов и самих епископов, подготовляемых в Риме и следовавших инструкциям общества пропаганды (s. congregationis de propaganda fide), стали изменяться устройства храмов, греческие обряды, молитвословие, церковное и домашнее одеяние священников; в руки базилианского ордена, усвоившего себе внешние атрибуты и приемы своего наставника - иезуитского ордена, переходили имения и капиталы (так называемые фундуши) соборных кафедр, богатейших приходских церквей и семинарий, завещанные по записям православных русских людей в XIV, XV и XVI столетиях. Исчезали славянские печатни, издававшие в XVI и XVII веках славянские богослужебные книги и печатавшие в защиту православия полемические сочинения на русском языке. В монастырях, завоеванных орденом, истреблялись памятники древней славянской и русской письменности. Монашеский орден стал наполняться дворянами латинской веры, пришлыми или отступившими от веры своих предков; все важнейшие должности в епархиях и при епископах стали занимать исключительно базилиане. Вследствие слабого знакомства монахов с церковно-славянскою грамотой, вводилась, по образцу латинской мессы, немая или читанная литургия (czytana msza); священников заставляли брить бороды и вместо ряс носить сутаны; в церквах вводились боковые алтари, органы, колокольчики. В названиях иерархии упрочивалась польская или латинская терминология - ксендз, каноник, капитул вместо: поп, протопоп, собор.
     По мере разложения Польско-Литовского государства увеличивалось богатство и могущество латинизаторского базилианского ордена, и к концу XVIII века обширная страна между Днепром, Западною Двиною и Западным Бугом покрылась сетью монашеских обителей и латинопольских школ. Главнейшие из монастырей в Белоруссии, Литовской Руси, на Волыни и в Подоле стали очагом латинско-польской пропаганды. «Спроси», писал Петр Могила к отступнику от православия Коссиану Саковичу, ректору Киевской академии, - «где те древние иконы, которые украшены были серебряными позлащенными ризами, и узнаешь, что они обращены униатами на свои надобности; вместо серебряных икон поставлены в церкви полотняные, италианские; хорошо меняются с Богом: ему полотно писанное, а себе серебро вызолоченное» («О Супрасльском монастыре»). По мере возрастания числа базилианских монастырей, беднели сельские и, даже городские церкви и возрастала бедность прихожан и священников; кажется, еще нигде народ не был в таком порабощении, а сельское духовенство в таком угнетении, как в этой бедной стране, покрытой каменными плацами и кляшторами, населенной Малороссами, Белорусами и Черноруссами, коими изменили те самые элементы, которые везде составляют гордость нации - дворянство и высшее духовенство.
     Белое духовенство, не взирая на низкую степень своего богословского образования, на крайнюю свою бедность, на полную зависимость свою от произвола ктиторов-помещиков, большею частью латинян, было, однако, еще грозною силою: на своих сельских убогих священников опирался и верил им русский народ, приверженный к своему полуразвалившемуся храму, где он слышал богослужение на понятном ему славянском языке и получал благочестивое наставление на своей родной речи. В грозных событиях, предшествовавших падению польско-шляхетской республики, окрестная шляхта, опасаясь бунта своих крепостных рабов, не раз прибегала к защите презираемого им сельского попа. И надо признаться: нищенствовавшее сельское духовенство в русской унии никогда не обращало святой церкви в орудие для возбуждения народных масс против власти своих господ оно смиренно несло тяжкий крест, учило народ повиноваться своим помещикам, платить исправно подати, молилось даже за врагов своей церкви и надеялось на милость Божию.
     Около половины прошлого столетия папа Бенедикт XIV в своей окружной грамоте упрекал униатских митрополита и епископов за их слепое пристрастие к базилианским монахам и пренебрежение к богословскому образованию священников: «Вам, без сомнения, более чем нам, известны причины невежества белого духовенства». Но это деликатное предостережение, как и многие другие, более чувствительные, не изменили гибельной для церкви деятельности ордена, и он, с конца XVIII века быстрыми шагами шел к упадку и разложению.
     Еще тогда в массе белого духовенства выделялись передовые умы, опасавшиеся гибельных последствий для церкви от автономии базилианских монахов, возносившихся над бедным, пригнетенном клиром своею гордостью и высокомерием. И события, наступившие в эпоху падения Речи Посполитой, обнаруживают уже крайнюю испорченность этого монашеского института: латинство и иезуитизм, как и богатства, приобретенные насилием, отклонили монашество в унии от строгого соблюдения обетов по уставу греко-восточной церкви.
     В настоящем своем труде, основанном большею частью на новых, еще не тронутых источниках, мы поставили себе задачею показать, как в белом духовенстве, по мере развития просвещения с конца XVIII века, пробивалось сознание необходимости существенных преобразований в русской униатской церкви, и каким способом базилианский орден препятствовал осуществлению этих преобразований. Мы увидим, что базилианские монахи становились поперек дороги на пути попыток, от кого бы они не исходили, к просвещению клира в духе вероучения восточной церкви, к улучшению его материального быта, к очищению славянского богослужения от несвойственных греческому уставу примесей латинских и польских, к восстановлению преподавания в школах церковно-славянского языка, как языка богослужебного, пришедшего в забвение в студиях базилианского ордена, и вообще, к освобождению церкви от базилианской монополии.
     Мероприятия митрополита Лисовского и архиепископа Красовского и требования Брестского капитула вызывали в базилианском ордене упорное противодействие и вели к ожесточенной борьбе.
     Следя за борьбою ордена с клиром, которая, начавшись с конца XVIII века, постепенно развивалась и в двадцатых годах текущего столетия приняла острый характер, мы, можно сказать, присутствуем при агонии русской греко-униатской церкви. Самый процесс угасания унии в России охватывает все стороны общественной жизни, проникает в школу и приводит в движение все человеческие страсти: рядом с подкупом, изменой, предательством, лестью, низкопоклонством встречаем самоотвержение, самопожертвование, преданность долгу, бескорыстие. Каждая попытка к поднятию просвещения в клире или к улучшению его благосостояния со стороны друзей церкви, вызывает неистовый фанатизм в орденском начальстве, которое старается вовлечь в свои замыслы государственную власть, провинциальную администрацию и высшую духовную иерархию, поручая, вместе с тем, своим агентам усиленно работать над порабощением унии латинством. Базилианская интрига проникает в школу и семейный очаг, и с беспощадной злобой накидывается на своих противников, когда те требуют от ордена отречения от незаконной и безрассудной монополии монашеского сословия в церкви.
     Таким образом, в своем исследовании о русской унии в царствование Императора Александра I мы не могли ограничиться изложением явлений и фактов, относящихся к церковной истории в тесном смысле этого слова; для верной оценки явлений в русской церковной унии нам необходимо нужно было раскрыть, по возможности, все стороны государственной и общественной жизни и очертить социальный быт.
     Сначала, в первых трех главах, мы рассматриваем внешнюю сторону церкви: ее административное устройство, направление деятельности епископов, особенно деятельность митрополита Лисовского и митрополита Булгака, и отношение к униатам самого правительства до изгнания из России иезуитов. Попытки к реформе базилианского ордена не встречают никакой поддержки в высшей правительственной администрации, которая смотрела на унию, как на низшую ступень латинской церкви, то есть, глазами польской знати.
     В следующих двух главах, IV и V, изображается состояние церкви в первые два года после изгнания иезуитов из Полоцка; здесь сначала указан характер деятельности министерства духовных дел и народного просвещения в западных губерниях, составлявших обширный Виленский учебный округ, и особенно попечителя университета князя А. Чарторыйского, небывалое развитие латино-польской пропаганды через посредство школы и благотворительных обществ, с целью полонизации русского общества и латинизации греческих обрядов в Русской унии; дается характеристика современных иерархов в унии; рассматриваются силы, средства и образ действия базилианского ордена и собирание своих сил белым духовенством для решительного противодействия замыслам латинизаторов; для борьбы с орденом белое духовенство могло выставить в двадцатых годах сильных и надежных поборников.
     В главе VI объяснены ближайшие поводы к реакции в духовном и общественном образовании на пространстве обширного Виленского учебного округа и очерчен быт духовенства в русской унии. Комитеты и общества библейские и филантропические в западных губерниях соединились со школами, бывшими в руках латинского духовенства и базилиан, для полонизации русских униатов.
     Последние две главы, VII и VIII, самые обширные и богатые по положенным в их основу новым материалам. Посвящены борьбе Брестского капитула или коалиции брестских прелатов и каноников, вступившихся за право духовного просвещения клира, с которым отождествлялось благосостояние самой церкви, с базилианами, как латинизаторами, убившими духовное образование в русской унии. Все предшествовавшие явления в общественной и политической жизни народонаселения оживают в этой решительной борьбе клира с орденом; эта многолетняя борьба оканчивается рядом поражений ордена, которые и повели к реформам в греко-униатской церкви; исполнителями этих реформ могли быть просвещенные представители светского клира, получившие высокое богословское образование в главной духовной семинарии, которая со времени своего появления была предметом постоянных нападений монахов.
     Белое духовенство, стремясь отстоять целость и неприкосновенность своей церкви, славянское богослужение по греческому уставу и право клира на просвещение, обязано своими успехами горячему участию к судьбе русских униатов министра А.С. Шишкова и твердой народной политике императора Николая I.
     В своем изложении мы не могли избежать повторений; принятый нами метод изложения событий эпизодически заставил нас возвращаться не раз к более выдающимся событиям, чтобы объяснить вытекавшие из этих событий явления, но уже с другой точки зрения.
     В своем исследовании мы пользовались источниками и пособиями, причем заметим, что многие из наших источников еще никем из писавших об унии не были тронуты.
     Кроме того, некоторые статьи из Русской Старины, Русского Архива и Исторического Вестника, и поименованные на обертке настоящего труда мои собственные исследования.
     Мы не видели необходимости обращаться еще к архивам обер-прокурора святого синода и греко-униатских митрополитов потому, во-первых, что граф Д.А. Толстой, М.О. Коялович, И.А. Чистович и другие авторы, которыми мы пользовались, в своих трудах достаточно исчерпали эти материалы, во-вторых, в архиве 2-го департамента римско-католической коллегии имеются те же материалы, хотя и менее обработанные, но зато с более детальным развитием частных вопросов и мотивов. Нельзя не пожалеть, однако, об истреблении пожаром в 1836 г. богатого архива бывшего Брестского капитула, и нельзя не желать приведения в известность архивов базилианских провинциалов, особенно Литовской провинции, вероятно, сохраненных в делах Виленского Свято-Троицкого монастыря, архивов консисторских и переписки современников, подобных Виленскому официалу А.Ю. Сосновскому, которые имели обширный круг деятельности. За доставление в наше распоряжение переписки этого энергического члена Брестского капитула мы считаем долгом, выразить искреннюю признательность сыну его А.А. Сосновскому.
     Искренно желаем успеха Виленской Археографической комиссии, которая в изданном ныне XVI томе, положила начало приведения в известность документов, относящихся к истории церковной унии в России. Надо надеяться, что эта комиссия не оставит без внимания и частной переписки, скрываемой в домашних архивах.
     Считаем долгом нашим выразить глубокую благодарность Л.Н. Майкову за то теплое участие и внимание, с которым он относился к изданию нашего труда.

П. Бобровский