ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

     Достаточно бросить беглый взгляд на приложенный к первому тому сочинения общий план его, чтобы признать в труде Буше-Леклерка, автора нескольких монографий по предметам древнего Греко-римского быта, первый смелый опыт разъяснить одну из важнейших сторон античной жизни во всем ее объеме, анализировать входящие в нее элементы с подобающей полнотою и всесторонностью, а также обобщить многообразные ее проявления. До настоящего времени вышло в свет три первых тома сочинения, исчерпывающие предмет в одной только его части, греческой; четвертый посвящается обзору италийского ведовства. Одно это распределение материала показывает, что автор с большим интересом и вниманием останавливается на греческих, нежели на италийских способах, орудиях и учреждениях, относящихся к ведовству. Впрочем, первый том труда, составляющий первую часть его и занимающийся различными видами ведовства у Греков, неоднократно касается соответствующих им явлений у италийских племен, а обширное введение (стр. 1-87) имеет общее значение для обоих представителей античной культуры. В первом томе, кроме введения и общего библиографического указателя, содержится точный перечень и классификация многочисленных способов греческого ведовства, подразделяемого, прежде всего, на индуктивное и интуитивное; во втором и третьем пред читателем проходят в длинном ряде мастерски составленных очерков характеристики отдельных личностей и целых коллегий, служивших сознательными посредниками между человеком и божеством или представляющих пассивную промежуточную среду, через которую проходили к людям указания или предостережения и советы от богов. Первая книга второго тома посвящена отдельным гадателям, начиная с героических времен и кончая позднейшими экзегетами; во второй книге и в целом третьем томе автор обозревает оракулы, героев, покойников в различных частях Греции, а также элленизированные оракулы чужеземного происхождения: египетские и сирийские. Четвертый том, судя по упомянутому выше плану сочинения, будет состоять из трех книг, обнимающих ведовство этрусское, латинское, умбро-сабелльское и наконец официальное римское.
     Труд Буше-Леклерка есть первый и притом весьма удачный опыт собирания обильного материала, классификации и объяснения его по столь важному предмету античной культуры. Меткость многих объяснений автора, ограничивающегося данными греческого ведовства, помогает читателю низвести явления греческой мантики к первобытным представлениям и к тем формам гадания и колдовства, какие мы находим у многих из современных дикарей.

Ф.М.
27 апреля 1881, Киев

ПРЕДИСЛОВИЕ

     Предстоящее введение должно познакомить читателя со свойствами и важностью предмета, который едва ли может быть исчерпан в четырех томах. Здесь же я довольствуюсь разъяснением обещаний, но необходимости несколько неопределенных, на которые указывает название настоящего труда.
     Написать историю Греко-италийского ведовства представляет задачу, за разрешение которой принимались много раз и с различных сторон, но никогда не доводили труда до конца по какому-нибудь общему плану. Это, конечно, зависит отчасти от трудности задачи, от недостатка времени у одних, терпения у других, но главная причина заключается в сложности предмета, который в одинаковой степени относится и к философии, и к истории, и к археологии, хотя этот недостаток единства не так велик, как кажется с первого взгляда. Там, где все вытекает из одного убеждения, из одной господствующей идеи, нет никакой логической непоследовательности; но в то же время едва ли возможно, чтобы изучение различных видов ведовства не заставляло читателя переходить от одной точки зрения к другой, и не скрывало бы от него иногда понятия целого. Да и может ли быть иначе, если эти исследования, результаты которых так трудно сблизить и привести в порядок, относятся одновременно к нескольким цивилизациям, к различным, не одинаково известным религиям?
     Тем не менее, я считаю, эту задачу доступной изучению и думаю, что сближение, но не смещение, греческих, этрусских и римских обрядов не только не отвлекает внимания множеством подробностей, но еще лучше выясняет замечательное единство основных начал. Мне казалось возможным изложить одну за другою общие теории, анализировать и распределить методы, связать, но не в хронологическом порядке, ряд исторических этюдов о независимых друг от друга учреждениях, приложить этот способ исследования к народам Греции и Италии и дать всей совокупности добытых результатов название Истории Ведовства в Греко-Римском мире, т.е. истории религиозного верования, повсюду тождественного при всем различии его проявлений, но изучаемого, лишь у тех народов, которые составляют для нас классическую древность.
     Приступая к столь сложному предмету, мы должны были отбросить все, без чего можно было обойтись. Так как целью моего труда было - сделать на основании документов точный перечень возникавших теорий, придуманных внешних приемов, учреждений, предназначенных к удовлетворению потребности познавать будущее сверхъестественным путем, то я, прежде всего, постарался не выходить за пределы этих рамок и без того слишком обширных, ни для того, чтобы отыскать исторические или доисторические начала способов ведовства, ни для того, чтобы доказать живучесть их после падения древней греко-римской цивилизации. Я предоставляю антропологам, путешественникам и археологам, исследующим Египет, Восток или средние века, предложение во всех направлениях моих исследований и буду вполне удовлетворен, если эти последние послужат дополнением для их трудов.
     Я устранил из моего труда и другой ряд идей; я говорю о той скучной оценке, которую делали прежние ученые относительно большей или меньшей искренности гадателей или оракулов и их слуг, а также относительно тех проделок, которыми в течение целых веков удавалось поддерживать притязания оракулов. Если еще слишком рано исследовать вопросы, о которых я упомянул выше, то зато слишком поздно долго останавливаться на этом последнем. Он интересовал только как повод к возбуждению современных страстей, потому что одни смотрели на приемы ведовства как на дьявольское наваждение, а другие считали их обманом со стороны недобросовестных священников. В настоящее время общеизвестно, что религиозные чувства, как и все в мире, имеют свою юность, полную энергии и прелести, когда исповедующая их вера вполне искренна. Каковы бы ни были верования, они кажутся нелепыми и нуждаются в лицемерии только тогда, когда они отвергнуты общественным мнением. Ван-Даль значительную услугу оказал, выбросивши из истории языческого ведовства демонов, внесенных туда традиционной теологией, но он заходил слишком далеко, заменяя их повсюду ловкими шарлатанами.
     Наша любознательность не облекается в столь смелые формы. Она уже не требует у естественных наук объяснения всех чудесных явлений, на которые указывают «тайные науки», как делал это Е. Сальверт пятьдесят лет назад, запоздалый представитель эвгемеризма, бывшего в моде в последнем столетии. Теперь совершенно излишне исключать чудесное из области разума, так как оно само по себе есть отрицание разумного порядка, и так как вмешательство чудесного делает мир непонятным, но с другой стороны незачем также преследовать чудесное в области чувства. Тут оно вполне уместно и способно устоять против всякой не признающей его силы. Поэтому в оценке внутреннего значения религиозных понятий древности читатель настоящего труда найдет почтительное отношение к ним, подобающее всем великим народным произведениям, в которых человек вложил часть своей души.
     Освобожденный таким образом от всего постороннего, ограниченный в пространстве и во времени, низведенный до таких размеров, при которых достаточно изучение античного мира, предмет наш легче поддается синтезу. Тем не менее, работа эта была тяжела, потому что требовала постоянного напряжения. После целых годов подготовительных работ и случайных исследований необходимо было торопиться с выполнением раз начертанного плана, не затрудняя себя несвоевременными колебаниями, не ослабляя внимания и не теряя из виду руководящих идей, которые одни сообщают работе единство целого.
     Многие ученые и простые компиляторы, и люди, способные внести в занимающие меня вопросы плодотворные указания, подготовили мне материал и проложили дорогу. Я считал своею обязанностью справляться со всеми сочинениями, которые можно было добыт. На отыскание некоторых из них я потратил больше времени, чем на их прочтение. Я поименовал эти сочинения, равно, как и потерянные, во-первых, для того, чтобы дать точное представление о важности этого предмета, во-вторых, чтобы не отказать почтенным антикварам в признательности, которую они вполне заслужили. Чисто научные сочинения скоро забываются, и последующие ученые приписывают себе честь, принадлежащую по праву их предшественникам. У меня в этом отношении совесть чиста, и я предоставляю компетентной критике определить принадлежащую мне долю оригинальности; надеюсь, судьи мои будут довольны тем, что я отказываюсь от собственной оценки моих заслуг и заранее подчиняюсь их приговору.

Автор