Три обета составляют сущность иноческой жизни: обет целомудрия, обет послушания, обет произвольной нищеты. Цель сих обетов та, чтобы отрешением от мира и его удовольствий, отречением своей воли дать свободу духу и телу всецело посвятить себя на служение Богу. Священные узы семейные; для человека созданы и блага временные. Но священнее союза семейного - союз человека с богом; дороже, бесценнее благ временных - блага вечные. Временные связи и временные удовольствия, для поврежденной грехом природы человека, большею частью служат препятствием стремиться к вечному и небесному, приковывают ум и сердце его к земному. Но все, еже в мире, пишет Апостол, похоть  плотская, и похоть очес, и гордость житейская (1 Иоан. 2,16). Монашество стремится обетом целомудрия подавить похоть плоти, обетом нестяжательности - похоть очес, дабы не увлекаться сокровищами, которые мир обещает поклонникам его, обетом послушания - гордость житейскую, чтобы оставить и победить искание суетной славы, чтобы легче оторвать себя от связей земных, чтобы лучше оградить себя от искушений. Какие предполагают богатства, удовольствия и слава мира, - иноки избирают местом жительства пустыни, откуда и получили свое наименование монахов или уединенных. Кто не испытал сладости уединения? Кто не знает, что только в тишине уединения созревают высокие мысли, укрепляется дух для великих подвигов? Люди самые пристрастные к удовольствиям мира ищут отдыха в уединении; самые заботливые о снискании благ временных и славы земной в тишине уединения соображают и измышляют для сего средства. Но в деле спасения душа тогда только начинает жить для бога, когда мир для нас опустел. В мире непрестанно рассеиваются мысли, порабощаются желания, возмущается душа и совесть.

     Посему иноки, чтобы оградить себя от всех искушений мира, поселялись в безлюдных пустынях, в глуши лесов или в темных пещерах. Одни строгие отшельники совсем удалялись от общества людей, и в самых необитаемых местах или совершенном затворе проводили жизнь свою в беседе с одним Богом. Были сподвижники, которые в течение тридцати, сорока и более лет не видали ни одного человека. Другие жили по два и по три в недальнем расстоянии друг от друга, два раза в неделю в субботу и воскресенье сходились вместе для общего Богослужения. Иные жили целыми обществами, имея общие определенные уставом и труды, и молитвы, и пищу. Но у всех одно было общее стремление, - распять плоть свою со страстями и похотью, стать выше себя, выше своей чувственности. Они отыскивали самые строгие правила Евангелия, давали им самое обширное значение, старались выполнять их со всем усилием воли. Они умерщвляли тело свое алчбою, жаждою, бдением, молитвами и трудами. Принося в жертву Богу дар целомудрия в чистом сосуде воздержания, они в глубоком самоотвержении отсекали от своего ума всякие собственные помыслы, от воли всякое собственное желание, от сердца всякое вожделение собственного удовольствия, всякое негодование на ближнего. Увлекаемые непреклонною силою воли к внутренним и внешним подвигам, они старались достигнуть такого состояния, чтобы ни внутренней, ни внешней природе не ощущать никаких движений кроме одной мысли о Боге. Добровольные мученики, они ежедневно умирали  для Бога. Велик и свят подвиг предать тело свое в руки мучителей за использование имени Христова. Но менее ли потребно мужества каждый день, каждый час умерщвлять свое тело, отсекать всякую нечистую мысль? В трудные решительные минуты жизни более напрягается сила души, и во время великих испытаний, человек чаще выходит победителем, нежели в малых ежедневных искушениях. Сколько раз слабая воля может поколебаться в своем направлении! Сколько потребно бдительности над собою! Сколько нужно терпения, чтобы сохранить всегда душу и тело чистыми от приражения греховных движений! Посему Кассиан называет иноков новыми мучениками. Один из писателей, близких к началу монашества, главным побуждением к иноческой жизни поставляет ревность верующих во Христа подражать подвигу мучеников. «Верующие, пишет он, видя страдания мучеников и их искреннее стремление к исполнению имени Христа, начали и сами, при помощи благодати Божией, последовать их жизни и самоотвержению, и в иночестве осуществились слова Апостола: проидоша в милотех и козиих кожах, скорбяще озлоблени, их же не бе достоина мир, в пустынях скитающеся, и горах и вертепах и пропастех земных» (Евр. 11, 37. 38).

     Говорил один старец  молодому отшельнику, удивлявшемуся трудам и изнурению, каким подвергал себя старец в преклонных летах,- поверь сын мой! Бог такую ревность и любовь к служению даровал душе моей, что я никак не могу вполне удовлетворить ее расположения». В самом деле могли ли не желать этих подвигов пустынники, когда благодать изливалась в таком изобилии, что они молили даже Господа: «удержи волны благодати Твоея».

     Эта святая, высокая жизнь иноков с самого начала монашества возбуждала внимание благочестивых Христиан. В их жизни представлялся живой пример того совершенства Христианской жизни, какое указуется в Евангелии. Не громом побед и завоеваний, не потоками крови и опустошений они стяжали себе вечную память, но современным деланием во Христе, борьбою с греховною природою и врагом спасения; их подвиги сопровождались только их слезами и воздыханиями, а на прочих людей они старались только низводить благословение свыше. Это был неземной мир среди этого мира, изумляющий величием своего духа и жизни, дающий разуметь какую чудную силу являет природа человеческая, какая власть и могущество заключены в душе и теле человека, когда он весь проникается силою благодати Христовой. Посему история монашества есть история успехов Христианского благочестия.

     Жизнь первого пустынножителя и основателя иночества Антония, передана нам Святителем Александрийской церкви - Афанасием. Современники и близкие потомки со вниманием записывали слова, изречения и дела Святых подвижников. Руфин, Палладий, Кассиан, блаженный Иероним, Иоанн Мосх, церковные историки: Сократ, Созомен, Феодорит и другие, собирали сведения о древних подвижниках. Жизнь сих подвижников  рассказывали как славу и честь Святой Церкви, как назидательный пример для подражания и возбуждения к жизни благочестивой. По великому влиянию иноческого сословия на судьбу Святой церкви, история монашества сделалась неотъемлемою частью Церковной Истории. Как непонятна была б история Церкви в первые три века Христианства без истории мучеников, так непонятна была бы история последующих веков без истории монашества.

     Если так велико значение истории монашества вообще, то для русского иночества изображение жизни древних подвижников иночества имеет особенную важность. Иноческая жизнь в России основана и утверждена иноками Восточными. В основании ее и в руководство положены те же самые правила, которыми руководствовалось монашество на Востоке. В жизни восточных подвижников русское иночество всегда искала поучительных примеров для своей жизни; им стремилось подражать; их душеспасительные писания всегда были источниками, в которых почерпало русское иночество наставление для себя, пищу для своей души.

     Правда, что жизнь каждого знаменитого подвижника известна православному русскому иночеству, и их писания у многих содержатся в памяти. Посему, не новое что-либо предлагается в сем труде, но только собирается воедино то, что разъяснено в разных сказаниях, представляется постепенный ход и развитие иноческой жизни на Востоке. Имея главною целью созидание, автор не оставлял без внимания и требования ученых.