Г. Суворов в своей рецензии на мой «Краткий курс церковно права» выступает с церковным правом, как юридической наукой, затирая труды всех прежних и теперь существующих русских канонистов. Он рекомендует себя читающей публике юристом, желая этим сказать, что он канонист особого рода, каких еще доселе не было; он очень часто в своей рецензии ссылается на свое звание юриста, в качестве доказательства а homine. Из дальнейшей речи выяснится, в чем состоят особенности церковного права, как науки юридической, по воззрениям г. Суворова, и какова научная состоятельность воззрений г. Суворова. Видно будет также и то, по плечу ли г. Суворову юридическая тога, которою он вздумал пощеголять пред публикой. Здесь же считаем нужным отметить самые приемы, каких держится г. Суворов в своей критике. С сожалением нужно сказать, что в критической заметке г. Суворова не видно ни ученого такта, ни беспристрастия. Отсутствие ученого такта замечается, прежде всего, в несоразмерности требований, предъявленных рецензентом к моему сочинению, с назначением сочинения. Моя книга представляет собою краткий курс, назначенный для начинающих изучать церковное право. «Указанным назначением предлагаемого курса, сказано у меня в предисловии, объясняются размеры, какие ему даны в настоящем издании, а также и то, почему некоторые его отделы изложены полнее, другие короче». Затем, насчет указания руководственных сочинений по разным отделам курса я также оговорился, что не имел при этом в виду дать более или менее полный перечень русской и иностранной литературы по данному вопросу, а старался поименовать сочинения и статьи, более других подходящие к изложению моего курса, более других доступны для читателя и, наконец, более других необходимые для ознакомления с предметом. Наконец, относительно сравнительного изложения с православным католического и протестантского права у меня обозначено в самом заглавии, что имелось в виду указать только главные особенности того и другого, а не излагать их подробно. Кажется, ясно из этих заявлений, что, издавая курс, я вовсе не имел в виду  дать образчик полного курса, удовлетворяющего всем научным запросам, какие могут прийти кому в голову, а преследовал  при этом самую скромную задачу, мне кажется, что всякий добросовестный критик обязан принять к соображению заявления автора о назначении курса и должен судить о нем только с точки зрения этого заявления, только в пределах научных требований, отмененных автором. Ведь автор волен дать то или другое назначение своему курсу, отнести ему те или другие размеры. Зачем его винить за то, что он придал своему курсу не те размеры, какие желательно видеть рецензенту? А главное, справедливо ли прилагать высшую и самую требовательную мерку при оценке сочинения, автор которого сам заявил, что издает его для известной скромной цели? Если бы мой рецензент принял во внимание указанные мои заявления, то, конечно, поступился бы многими своими упреками по моему адресу. Так, например, тогда он не стал бы упрекать меня в том, что я мало заимствовал в свой курс из западной канонической науки, что я не держался правильного сравнительного метода при изложении своего курса (стр. 548), что план моего курса не отличается выработанностью, что некоторые параграфы курса наполнены исключительно передачей содержания статей свода законов и устава духовных консисторий, без всякого научного освещения (стр. 527) и проч. Затем, беспристрастный критик обратил бы внимание и на то мое заявление, что мой курс есть перепечатка литографированных записок. Известно, что литографированные записки большею частью представляют незаконченную работу. Этим обстоятельством происхождения моего курса объясняется, между прочим, то, что вопрос о церковно-имущественных отношениях не выделен в особый отдел, а изложен в связи с учением о государственном положении церкви. Далее, критик, обладающий ученым тактом, должен был бы помнить те едва ли встречающиеся в других науках, по крайней мере, юридических, особого рода трудности, с которыми сопряжено изучение церковного права, - зависящие частью от особенностей церковного законодательства (да извинит меня рецензент за употребление выражения, ему неугодного; постараюсь оправдаться впоследствии), частью от состояния кодификации церковного права восточной церкви, а более всего от неразвитого состояния у нас науки церковного права (эти трудности прекрасно обрисованы в книге проф. А.С. Павлова: 50-ая глава Кормчей книги стр. 1-64). В виду этих трудностей нельзя слишком строго судить пробелы или недостатки, какие случится подметить критику в сочинениях канонического содержания, а всего естественнее авторам помогать друг другу в деле разработки мало разработанной науки и дружно стремиться к общей цели. Наконец, тактичный критик не мог бы оставить без внимания и того обстоятельства, что моя книга представляет почти первый опыт цельного печатного курса по церковному праву и ради одного этого обстоятельства должен был бы умерить свою чрезмерную требовательность по отношению к нему. Но, кроме неумеренности требований, критическая заметка г. Суворова отличается явною тенденциозностью. Это видно в старании автора подметить малейшие обмолвки в моей книге и выставить их в качестве больших промахов и в искажении моих воззрений с целью, конечно, увеличить число дутых возражений против моей книги, за  недостатком действительных. Пристрастие видно и в том, что автор ставит мне в счет все недочеты, какие он замечает в современном состоянии нашей науки, все явления в состоянии нашего церковного законодательства и кодификации, какие ему не нравятся. Как будто все это изменилось бы к лучшему, если бы я составил свой курс по рецепту г. рецензента. А затем тон рецензии автора, явно рассчитанный на то, чтобы возвысить свою ученую репутацию на счет моей! А красные словца, вроде: «церковное право должно преподаваться в университетах и разрабатываться не как совокупность благочестивых размышлений» или: «легкое отношение к западной европейкой науке с заимствованием из нее в тоже время, на прокат отдельных понятий и схем ad libitum» - разве они брошены без задней мысли? Разностью взглядов на ученые вопросы подобный тон, подобные выходки не могут быть объяснены. Указанная, прямо бьющая в глаза особенность разбираемой нами рецензии недостойна серьезного ученого, каким, по всей видимости, считает себя г. Суворов.

     Предоставляем читателю судить, насколько состоятельны улики, представленные г. Суворовым в доказательство моего недостаточного знакомства с западноевропейской наукой церковного права. Сам рецензент не придает им большого значения и готов бы был примириться с ними. Мировой не состоялось лишь потому, что кроме этих промахов г. Суворов усматривает в моем курсе еще другие, более ванные недостатки, которые, по его выражению, могут производить нежелательную перетрубацию в головах лиц, изучающих право, для которых предназначается курс (стр. 527).