ПРЕДИСЛОВИЕ.

(К третьему изданию).

    В июне 1921 года, когда я писал предисловие к 1-му изданию, я, конечно, не ждал, что потребуется второе и третье издания. Я, может быть, тогда воображал себе, что сама борьба против буржуазного или юридического мировоззрения будет легче, чем она оказалась на деле. Но что я ждал достаточно серьезных боев, это видно из на половину публицистического характера моей книжки. Теперь я, вероятно, писал бы ее в более спокойном и более «научном» духе. Было бы самым лучшим переработать всю книжку заново, превращая ее в настоящее, т.-е. сухое, общее учение о праве, но тогда книжка потеряла бы свое первоначальное значение. А не взирая на вполне сознаваемые мною слабые ее стороны, она все-таки является историческим документом. Поэтому я, не обладая вдобавок достаточным досугом, чтобы засесть эа ее основательную переработку, ограничусь буквально лишь перестановкою запятых, парою примечаний и исправлением одной, другой ошибки. Книжка, оказывается, еще нужна, ибо борьба за новый, классовый взгляд .на право лишь ныне перебросилась в провинцию, чем, я, конечно, не хочу сказать, чтобы борьба была уже закончена и в центре.

    Достигнута ли моя цель? Да и нет! Она достигнута в значительной степени среди молодежи. У молодежи мы читаем даже фразы о том, что классовый взгляд на право уже вне спора, а для молодежи почти исключительно моя работа и была написана. Но, и молодежь-то еще довольно таки крепко находится в лапах у своих старых учителей и усердно повторяет их буржуазные юридические мудрости, лишь под классовым соусом. Как тому испанскому живописцу пришлось ставить подпись под свою картону; «Это петух!», так и у нас правовым теориям иногда приходится тщательно привешивать ярлычек: «Советское право». Чтобы виднее было! В науке, как и из жизни, еще чересчур в моде просто переименование улиц вместо их перетрамбовки и перекрашивание старых гнилых стен в красный цвет вместо их основательной перестройки.

    А такое простое перекрашивание чревато значительными опасностями, от которых нас предостерегал еще тов. Ленин. Когда он в своем политическом завещании нам -настоятельно рекомендует к перестройке нашего госаппарата приступить лишь на основах строго научных, то мы его слова должны перенести и на право, как на ту область, которая занимается именно формою организаций наших государственных (т.-е. советских) и общественных отношений (т.-е. отношений производства и обмена). А по поводу государственной (а, стало быть, и правовой) теории Ленин специальное предупреждение дал еще раньше, в своем докладе на XI партийном! съезде (27 марта 1922 г.). Он цитирует там слова «сменовеховцев»: «Но эта советская власть строит какое государство? Коммунисты говорят, что коммунистическое, уверяя, что это — тактика: большевики обойдут в трудный момент капиталистов, а потом, мол, возьмут свое. Большевики могут говорить, что им это нравится, а на самом деле, это не тактика, а эволюции, внутреннее перерождение, они придут к обычному буржуазному государству, и мы должны их поддерживать». Ленин прямо говорит, что подобные открытые слова гораздо полезнее для нас, чем «сладенькое коммунистическое вранье» («ком-вранье»). А этого «комвранья» в правовых вопросах у нас сколько угодно. И кончает он эту часть своего доклада словами: «Я говорил о коммунистическом соревновании с точки зрения развития форм хозяйства и форм общественного уклада. Это не есть соревнование, это есть отчаянная, бешеная, если не последняя, то близкая к тому, борьба не на живот, а на смерть между капитализмом и коммунизмом». Я, кажется, был прав, провозглашая настоящую «гражданскую войну» на правовом фронте.

    За время после второго издания вышел целый ряд книг, так или иначе дополняющих мою работу, хотя и отчасти расходящихся со мною. На первом месте я назову работу тов. Пашуканиса «Общая теория права и марксизм». Автор также отстаивает классовый характер всякого права, но иначе подходит к своей работе и ставит себе иные задачи. Он сближает «форму права» с «формою товара» и пытается проделать работу, аналогичную К. Марксу в политической экономии, т.-е. «положив в основу своего анализа те обобщения и абстракции, которые были выработаны буржуазными юристами, вскрыть истинное значение, т.-е. историческую обусловленность правовой формы». Таким путем, автор пришел к заключению, что право происходит из товарного оборота и возникает не раньше его, отбрасывая одновременно другой источник права, отношения господства, в виде института частной собственности на средства производства  (в первую очередь, на землю). Это одно. С другой стороны, автор, полемизирующий с защитниками правовой идеологии, одновременно говорит о «форме права», как о «простом! отражении чистейшей идеологии», забывая одновременно что сама форма — не есть простое отражение и что идеология права является отражением права, как конкретной формы. Это объясняется тем, что автор, разбирая одно право буржуазного общества (ведь, политическая экономия в глазах Маркса есть экономия исключительно капиталистического периода), делает выводы о праве вообще, т.-е. и о праве прочих периодов классового общества. Но с этой небольшою оговоркою работа является в высшей; степени ценным вкладом в нашу марксистско-теоретическую литературу о праве и непосредственно дополняет мою работу, дающую лишь неполное и далеко недостаточное общее учение о праве. Я сделал эту краткую ссылку на работу тов. Пашуканиса именно в свое оправдание, почему я не иду по той же линии, как при втором издании, и не вношу еще новых дополнений в свою работу, как пособие для общего учения о праве.

    Прежние «Общие учения о праве» или «Энциклопедии Права» стремились к тому, чтобы дать первокурсному слушателю готовые общие понятия, абстрактные (из богословия и философии) или конкретные, составленные, по характеристике Энгельса в «Анти-Дюринге», идеологически или априорно!: «Раньше из вещи выводят понятие вещи, а вслед за тем поворачивают дело наоборот и оценивают вещи по ее отражению, ее понятию». К этим общими понятиям прибавляли еще кое-какие поправки и дополнения к недостаточному «среднему образованию» слушателей, напр., о свободе воли или» т. п. пояснения, которые теперь отнесены к теории исторического материализма и др. доктринам. Мы свой курс марксистского учения права вынуждены начать с полемики, с классовой борьбы на «идеологическом фронте». И подносим мы не столько готовые ответы, сколько ясные вопросы. Ибо еще Маркс сказал: «Формулировка вопроса есть его решение».

    Этот прием будет лучшим средством против «слишком быстрого изучения» вопросов, от которого как-то предостерегал тов. Ленин. Мы, конечно, вынуждены быстро учиться, но не слишком быстро, не хватая на лету, не составляя себе понятий, просто перелистывая книги, а тщательно их изучая и последовательно продумывая поставленные вопросы, ибо наша задача не только (и не столько) присвоение тех или иных знаний, но выработка целого и целостного мировоззрения.

    Мы утверждаем, что всякое право, в нынешнем смысле слова, является понятием классовым и что оно вместе с классовым обществом умрет. Но мы же ныне знаем, что этот процесс «умирания» государства и права является процессом крайне длительным. Мы не можем удовлетвориться коротенькою цитатой, что буржуазное общество переживает переходный период от классового общества к социализму и коммунизму, а по пути, значит, в один прекрасный день, умрет. Если вспомнить слова Энгельса о «юридическом мировоззрении», как классическом мировоззрении буржуазии вообще, то надо готовиться к длительной борьбе за упразднение этого буржуазного мировоззрения, т.-е. за перерождение этого мировоззрения и замену его новыми, и в области права. Когда т. Ленин говорил, что лишь завоевав государственную власть и образовав новое государство пролетарского типа, т.-е. Советскую власть, пролетариат сумеет проделать великую «культурную революцию», то его слова относятся полностью и к праву, как форме организации общественных отношений, т.-е. отношений производства и обмена. Было бы легкомысленно верить, что такая грандиозная переорганизация общественных отношений возможна в формах, просто заимствованных у буржуазии. Побольше критики, в том числе и самокритики, в области права!..

12 июня 1924 г. П. СТУЧКА.

 

ПРЕДИСЛОВИЕ.

(К первому изданию).

    Может быть, это и дурная привычка каждой книге предпосылать еще предисловие автора. Но я скажу откровенно: я пишу предисловие к своей книжке по той простой причине, что считаю необходимым сказать несколько слов в ее защиту, ибо боюсь, что без этого никто не станет читать в нынешнее высоко-революционное время рассуждения о таких «контр-революционных» предметах, как о праве. В таком равнодушии к насущнейшим вопросам общественной жизни, т.-е. правовым, сходятся как люди, о них ничего не знающие и даже как бы щеголяющие этим своим незнанием, так и лица по этому, как и по всем вопросам, все «лучше знающие».

    Я нахожу, что такое равнодушие совершенно неуместно. Энгельс буржуазное мировоззрение вообще отожествлял с «юридическим» мировоззрением. А это буржуазное мировоззрение все еще занимает весьма почетное место в головах довольно широких масс. Среди уцелевших остатков этого буржуазного мировоззрения очень и очень видное место занимает юридическая его часть. Да и не может быть иначе, ибо наше сознание не терпит пустого места, и пока в нем старое мировоззрение не заменено новым, там, хотя и бессознательно, царит старое. А юридическая область по сие время осталась нетронутою марксистами, если не считать так называемых «юридических социалистов», т.-е. самых зловредных из всех представителей буржуазного мировоззрения, хотя бы идущих под знаменем Маркса и Энгельса.

    Повторяется то же самое, что случилось с понятием государства. Мы все считались марксистами и до появления книги т. Ленина «Государство и революция», но только эта работа и наша революция — не берусь сказать, что в большей мере, — открыли нам глаза на роль и значение государства в переходный к коммунизму период. И теперь уже не найдется человека, который решится сказать при нас фразу: «не люблю я таких вопросов, как вопрос о государстве», или т.п. Не мешало бы нам то же самое проделать и с вопросом о праве.

    Это и легче, чем первое, ибо вдобавок к тому фундаменту, который для вопросов права положен самими Марксом и Энгельсом, нам здесь уже помогает тот же труд т. Ленина и опять-таки наша революция. Но не так давно еще было время, когда в наших автономных университетах читали всю эту науку в совершенно нетронутом виде. А когда недавно где-то составлялся план будущего преподавания права, то в одном из проектов красовалось деление права на общее (т.-е., конечно, буржуазное) право и советское (т.-е. особенное, я сказал бы—неестественное) право.

    Я не с легким сердцем сел за эту работу. Я исходил из той предпосылки, что, излагая общее учение о праве, нельзя обойти молчанием буржуазной науки, и, говоря откровенно, я не считаю себя достаточно теоретически подготовленным для такой работы и особенно не считаю себя достаточно знакомым с новейшею юридической литературой. Но, с другой стороны, хотя и кратковременное пребывание во главе юридического ведомства РСФСР в роли НКЮ (с ноября 1917 г. по январь 1918 г. и с марта по август 1918 г.) и выпавшая на мою долю задача «закрытия старого суда и упразднения права», меня как бы обязывали исполнить то, чего по той или1 иной причине не взялись сделать другие, а именно теоретически изложить то, что сделала в области права наша революция. Но мое смущение стало еще больше, когда я, просмотрев целую уйму новой и новейшей буржуазной юридической литературы, нашел, что «воз и ныне там», что за последние годы эта наука не подвинулась вперед ни на шаг и ее положение более безнадежно, чем когда бы то ни было. Но отступление от затеянной работы было уже невозможно. Работа этим временем была уже поручена мне, и смиренно я сел за ее исполнение.

    И особенно меня подбодрило в этом то обстоятельство, что в коммунистическ. университете им. Я.М. Свердлова в его двухгодичный общеобразовательный курс был внесен особый предмет — «Общее учение о праве и государстве», для которого в числе других и я должен был представить проект программы. Не зная еще, кто будет читать этот курс, я считал необходимым сделать свою работу некоторым пособием для слушателей этою курса. Ибо, если я и считаюсь с тем, что мы, старое поколение, унесем с собою в гроб много старого буржуазного хлама в своих головах, то я от всей души желал бы, чтобы наше молодое поколение перепрыгнуло через те пропасти буржуазных и, самое главное, полубуржуазных кривотолков в область истинно социалистического мировоззрения. И особенно я желал бы, чтобы как во всех областях познания и сознания, так и в особенности в правовой области, мы не ограничились «переименованием улиц» или «перелицовкою вывесок», а вплотную занялись основательной сломкой и переорганизацией. В особенности широко распространена у нас в правовых вопросах любимая фраза, что то или другое слово понимается в «советском» смысле, после чего повторяется не что иное, как старое буржуазное толкование этого слова. Невольно мне при этом каждый раз вспоминается фраза из знаменитой сатиры английского писателя Диккенса «Записки клуба Пиквика», что между членами клуба «это слово понимается лишь в пиквикском смысле». Понятие советского права — слишком серьезная вещь, чтобы так легкомысленно с ним обращаться, ибо это не более и не менее как революционное право пролетариата в борьбе против контрреволюционного права буржуазии.

    За основу для своей работы я взял то определение права, которое мы в коллегии Нар. Ком. Юст. в 1919 г. приняли в своих руководящих началах уголовного права. Я должен сознаться, что мы тогда приняли эту формулировку довольно поспешно и больше чутьем, чем после тщательного изучения вопроса, И я теперь был даже приятно поражен, когда я убедился, что это определение в общем выдерживает критику. Поэтому я отказался от мелких поправок, которые можно было бы внести туда. Но мне пришлось в своей работе подробнее заняться и разбором таких «всем известных» понятий, как общество, класс, классовый интерес и т.д., ибо и эта работа в этой плоскости никем не была сделана, не только марксистами, но и буржуазною наукою о праве.

    Наше определение права было первой попыткой дать научное определение этого понятия, т.-е. определение, охватывающее всякое право, как «общее» или буржуазное, так и феодальное и советское и т.д. Моя попытка подтвердить его результатами буржуазной науки, с одной стороны, с другой же стороны, одновременно вскрыть во всей наготе ненаучность, двойственность, беспомощность и иллюзорность всей буржуазной так называемой науки о праве, конечно, не задавалась и не могла задаваться целью исчерпать эту тему; скорее всего меня особо сознательные товарищи будут винить в том, что я слишком много обращал внимания на таких буржуазных «спецов». С последними упреками я не согласен, ибо убежден, что побороть буржуазное, т.-е. юридическое мировоззрение в головах масс может только подробный его (разбор. Ничто не так убедительно в нашу пользу, как примеры ученых, в том или ином отношении близко подошедших к нашему определению, если мы одновременно можем показать, что невозможность для них действительно найти решение объясняется объективными причинами. И я был бы рад, если бы моя работа послужила толчком для более основательных работ в этом направлении.

    По моему первоначальному плану моя работа должна была состоять из двух частей: I части, посвященной общему учению о праве и государстве, и II части, имеющей своим предметом более практическую задачу: научное изложение советского «гражданского» права, т.-е., как в одном, так и в другом случае, вопрос о праве вообще и о траве граждан, в частности, исследовать в сопоставлении правовых институтов буржуазного и пролетарского общества. Я пока передаю в печать лишь первую половину первой часта своей работы — «Общее учение о праве», считая, что не следовало бы медлить печатанием этой готовой части, ибо, если вторая часть первого тома, т.-е. «Общее учение о государстве», и замедлится, то этот недостаток не будет так чувствителен, ибо там мы уже имеем основные взгляды на значение и роль государства как буржуазного, так и пролетарского. Я полагал, что было бы более целесообразным сначала приступить к изложению советского гражданского права,, ибо, при всей трудности разрешения этого вопроса в данную минуту — изменения курса революции, это именно потому и является наиболее неотложною работою. Но в наших литературных работах человек полагает, а печатный станок — располагает.

Москва, июнь 1921 г. П. Стучка.