Древнейший памятник нашего права, Русская Правда, давно уже стала предметом ученой обработки. Благодаря трудам Татищева, Калайдовича и Дубенского, чтение Правды не представляет затруднения, она прочтена ими и прекрасно издана: все слова разобраны и знаки препинания расставлены. Но для понимания норм нашего древнего права таких изданий, какие дают Калайдович и Дубенский, еще не достаточно. Для юридического понимания Правды необходимо деление ее на статьи по различию их содержания. Опыты такого деления тоже сделаны были давно, но нельзя сказать, что бы они окончательно разрешили вопрос о юридическом смысле Правды. Настоящее издание задумано именно с целью предложить новую попытку деления Правды на статьи.

   В моих Древностях и Лекциях и Исследованиях мне не мало приходилось говорить о содержании Правды, о ее списках и редакциях. Я руководствовался при этом теми прекрасными изданиями этого памятника, которые были сделаны Татищевым, Калайдовичем, Дубенским и Калачовым. Приступая теперь к собственному изданию Правды, я должен был обратиться к рукописным ее спискам. Благодаря благосклонному содействию соответствующих лиц и учреждений, я познакомился не только с теми списками Правды, которые хранятся в разных библиотеках С.-Петербурга, но и с некоторыми из московских. Я видел Правду Мерила Праведного, хранящуюся в монастырской библиотеке Троицы-Сергиева монастыря, Правду князя Оболенского, хранящуюся в московском Архиве министерства иностранных дел, и харатейный список новгородской летописи московской Синодальной библиотеки, в котором нет знаменитого известия о даровании Правды Новгороду великим князем Ярославом.

   Знакомство с подлинниками Правды привело меня к двум новым заключениям об этом памятнике. Я и начну мое предисловие с них и тем исправлю сказанное мною раньше в статье, напечатанной в Журнале Министерства Народного Просвещения, и в моих Лекциях и Исследованиях.

   На основании печатного материала я думал, что мы имеем только три редакции Правды. Внимательный обзор Академического и Археографического списков Правды привел меня к убежденно, что у нас было не три, а четыре редакции Правды, которые я и печатаю в настоящем издании.

   Татищев принял открытый им в летописи под 1016 годом памятник за один список Правды и в таком виде приготовил его к печати, приписав все статьи памятника законодательству Ярослава. От его внимания не ускользнул заголовок, находящейся в середине памятника: «Правда уставлена Руской земли, егда ся совокупил Изяслов, Всеволод, Святослав», но он принял эту вторую Правду за дополнение к первой, сделанное тем же Ярославом, а потому весь памятник рассматривал, как одно целое и разделил на 35 статей. Таким образом получилась первая, древнейшая редакция Правды. Примеру Татищева последовали и многие позднейшие издатели. Тобиен вторую половину памятника приписываешь не самому Ярославу, а его сыновьям, но весь памятник рассматривает как одно целое и видит в нем первую фамилию рукописей Правды. У Калачова, Лазаревского, Утина и Владимирскаго-Буданова — это тоже один памятник с общей нумерацией статей, как и у Татищева. В настоящее время это господствующий взгляд; но так не всегда было. Первый издатель Правды, знаменитый Шлецер, так много сделавший для объяснения начальной летописи, посмотрел на дело иначе. В Татищевском списке он увидал не одну, а две Правды, и в этом виде напечатал их в 1767 году, приписав первую Ярославу, а вторую сыну его Изяславу. Такая точка зрения совершенно соответствовала и самому содержанию памятника. Первая его половина сохранила черты гораздо более глубокой древности, чем вторая. Взгляд Шлецера проводит и Эверс в своем превосходном труде о древнейшем русском праве (1826). Он различает там Ярославову Правду в ее первоначальном виде от Правды сыновей Ярослава, которая составляет, по его мнению, второй по времени памятник нашего законодательства. Характеристику нашего древнейшего права он делает на основании только одной первой Правды. На этой точке зрения стоит и Рейц, давний нам первый опыт истории русских государственных и гражданских законов (1829). Кто же прав, и что представляет открытый Татищевым памятник, одну Правду или две разных, списанных вместе. И занесенных летописцем под один год?

   Татищев открыл два разных памятника, две самостоятельных редакции Правды; летописец, хотя и занес их под один год, но знал, что это разные Правды.

   Другая моя ошибка, которую также надо исправить, состоит в том, что я приписывал первые попытки деления Правды на статьи новым издателям, с Татищевского списка начиная; старые же списыватели, думал я, не делили Правды на статьи. Я утверждал это на основании печатных воспроизведений подлинников, в которых есть заголовки, но ни малейшего следа деления Правды на статьи. Знакомство с рукописями приводит к убежденно, что и в них встречаются уже опыты деления на статьи, независимый от заголовков, и в некоторых случаях совершенно совпадающие с общепринятыми теперь делением. Приведу основания этих необходимых поправок.