Визит к Бертильону.

    Более двадцати лет тому назад мне пришлось впервые увидеть Альфонса Бертильона.

    Бертильон представлял собой совершенно исключительного человека в научном мире. Он был не только «светилом» в сфере своей специальности, но и творцом ее. Он создал ту науку, мастером которой он назывался. Он вступил на новую почву и в продолжении тридцати лет неустанно ее культивировал. Его трудами создалась новая область науки, «научная уголовная полиция».

    Бертильон претворил в реальную жизнь то, что фантазия писателя-романиста воплотила в образе Шерлока Холмса. Он привел в систему практическое искусство Видока и других замечательных начальников в уголовной полиции. На место инстинкта, на место розыскного чутья он поставил научный метод расследования.

     Когда, после целого ряда неудач и враждебных выпадов, он» наконец, пробился вперед и, сделавшись в восьмидесятых годах 19-го века начальником созданного им в Париже «Бюро идентификации», стал удачно применять свою систему измерения тел а в целях установления личности преступника, он сразу стал всемирной знаменитостью, всемирной угрозой для преступников. Большинство культурных государств ввели у себя его систему. Из всех крупных стран началось паломничество специалистов по розыскной технике в Париж для изучения новой науки. Я тоже предпринял это путешествие в Мекку и, прежде всего, сделал удивительное открытие: в самой Мекке пророк был наименее известен.

    Я направился в Парижский Дворец Правосудия, чтобы найти там Бертильона в его кабинете. Но никто не мог мне указать его служебной комнаты. Я стоял беспомощно в большом фойе дворца. Адвокаты, шмыгавшие мимо меня в своих черных мантиях, не могли мне дать никаких указаний. Судьи не знали точно, в каком этаже здания находилась эта знаменитость. От судебных служителей тоже ничего нельзя было добиться. В конце концов я сам нашел к нему дорогу. Мне пришлось подыматься по узкой боковой лестнице вверх. Дверь кабинета была заперта. Я позвонил. Она открылась. Но не было видно человека, который ее открыл. Я попал в узкую. прихожую, которая выходила в коридор, и оттуда снова на лестницу. По некоторым проволочным приспособлениям на стене я понял, что замок двери открывался сложным механическим способом. Своеобразная черта ученого отшельника! Другой сделал бы простой звонок, какой обыкновенно раздается в лавках, когда входит покупатель. Успех был бы несомненно не меньшим, ибо, несмотря на таинственную проволоку, входящего не было видно.

    После некоторого блуждания я обнаружил дверь, вошел и увидел, наконец, чиновника, которому и передал свое рекомендательное письмо. Меня повели к начальнику. Альфонс Бертильон сидел в маленькой невзрачной комнатке, выходившей во двор. Мне на встречу медленно поднялся человек, которому тогда было лет около пятидесяти. Высокий, худой. Он встал, вытянувшись вперед, в черном, плотно застегнутом сюртуке. Серьезное, желтое лицо. Не промолвив ни слова, он сначала предоставил говорить мне в продолжении нескольких минут. Я говорил на ломаном французском языке, который, конечно, не становился лучше от его смущающего молчания по моему адресу. Наконец, он ответил безукоризненным немецким языком. Нельзя сказать, что его язык был «свободным», так как он говорил заикаясь и медленно, как все сосредоточенно-мыслящие. При этом он говорил довольно тихо. Разговор и манеры его были сдержанными, почти робкими. Я испытал такое чувство, что этот человек своим видом не мог бы запугать ни одного преступника. И все же он был очень опасным для них человеком. Он открыл антропометрию, эту технику нового времени, или, вернее, придал ей впервые необходимую для применения к целям уголовного розыска форму. Всякий, желавший избежать поимки или наказания за рецидив, раньше мог скрываться под различными именами то здесь, то там. Отныне его приметы навсегда были закреплены. Руки, ноги,, пальцы его были измерены с точностью до одного миллиметра и зарегистрированы. Когда этого человека приводили вновь, его личность можно было узнать, несмотря на все псевдонимы..

    Антропометрия была первым достижением в области современной криминалистики и вступлением к ней. Бертильон, став на этот путь, покончил со старой системой собирания примет. Он создал «potrait parle»,в «словесный портрет». В то время как до того описания личности носили столь неопределенный характер, что могли соответствовать тысячам людей, Бертильон пожелал ввести для каждого мыслимого типа точное обозначение. Он создал классификацию лбов и носов, волос и зубов, нашел 11 цветов глаза, 96 форм очертания уха. Все эти формы были снабжены этикетками и разбиты на рубрики, в результате чего была создана объемистая номенклатура.

    Затем он обратился к фотографии. Он изгнал из полицейского оборота фотографии обычного типа, когда фотографируемого просят перед снимком «сделать приятное лицо», и потребовал, чтобы все портреты делались при определенных и одинаковых условиях, именно в седьмую часть натуральной величины. Они должны давать точный снимок лица в профиль и en face. Ретушировка была, естественно, строго запрещена в Бертильонском ателье. Таким образом он достиг того, что очертания носа, лба, рта и подбородка можно было видеть отчетливо, что все детали уха были запечатлены точно, и что снятые таким образом в различных местах ив разное время две фотографии можно было сравнивать с научной точностью и пытаться установить по ним тождественность сфотографированного лица.

    Когда я несколько дней спустя, вновь посетил ателье Бертильона и, воспользовавшись разрешением префекта, остался в целях научной подготовки некоторое время в идентификационном бюро, то эта кузница оружия для криминалистики обогатилась еще одним новшеством. Бертильон обратил на службу криминалистики метрическую фотографию.

    Бертильон открыл еще ряд и других тонкостей уголовной техники, получивших признание во всех крупных управлениях полиции. Его система стала применяться на далеком Востоке и на далеком Западе, в России и в Америке. На севере Европы измеряли по Бертильону; на отдаленном островке южного моря я нашел измерительные приборы Бертильона. Его слава достигла апогея.

    Но тем временем стала развиваться на смену антропометрии другая система. Английские колониальные чиновники в Индии обратили внимание на снятие отпечатков пальцев, способ, которым уже с давних времен пользовались индейцы, китайцы и ямайцы в целях установления личности человека. Сэр Эдуард Генри учредил в Калькутте дактилоскопическое бюро, которое по своей системе и поныне является образцовым.

    О разрабатываемых в Индии проектах я совершенно случайно узнал из газетной статьи еще тогда, когда в Германии регистрация преступников по отпечаткам пальцев была совершенно неизвестной. Я раздобыл опубликованную британско-индийским правительством записку экспертов (Report by C. Strahan and A. Pedler, Calcutta, 1897) и послал выдержку из нее Начальнику Мюнхенской Уголовной полиции, чтобы заинтересовать его этим методом. Ответа на это обращение я не получил. Видно проект показался слишком «индусским». Это было печальным дебютом для дактилоскопии в Германии, а для меня — в области криминалистики.

    Лондонская полиция, начальником которой был назначен Генри, первая в Европе стала официально применять способ отождествления по отпечаткам пальцев и распрощалась с Бертильонской антропометрией. Вместо громоздких, дорого стоящих измерительных приборов Бертильона, для новой системы оказались нужны только маленький резиновый валик и немного типографской краски. Новый инструментарий мог уместиться в жилетном кармане и мог быть приобретен за несколько копеек. Вместо того, чтобы тратить много времени на измерение всех частей тела и портить глаза миллиметровыми исчислениями, достаточно было приложить зачерненные пальцы к листу чистой бумаги.

    В начале 1903 г. дактилоскопия встретила благоприятный прием и со стороны немецких полицейских властей.

    Президент полиции Кеттиг, бывший тогда начальником Дрезденского уголовного розыска, признал правильность и важность выводов, содержавшихся в записке британско-индийской комиссии экспертов, и ввел дактилоскопию в практику розыска в Саксонии. Гамбургские власти тотчас подхватили это новшество. Берлин последовал с некоторыми колебаниями лишь к концу 1903 года. В Мюнхене дактилоскопия была введена значительно позже. Лишь в 1908 году я получил предложение разработать детальный план создания «баварского окружного бюро идентификации», который затем в 1909 г. был осуществлен. Вскоре после того, бюро по идентификации возникло в Штутгарте, оно стало показательным очень быстро на ряду с Дрезденским. В настоящее время полицейские власти всего мира уже решительно порвали с антропометрией, так как дактилоскопия оказалась, вполне справедливо, более простой, надежной и дешевой.

    Точно также на протяжении нескольких лет отказались и от преувеличенной оценки Бертильоновского «словесного портрета».

    Нужно также признать неудавшейся попытку Бертильона применить свои кропотливые измерительные методы к отождествлению почерков. У всех еще в памяти та роль, которую этот метод сыграл в деле Дрейфуса.

    Благодаря всему этому в последние годы жизни Бертильона к энтузиазму успеха и к громкой славе присоединились и горькие разочарования. В самом Париже в полицейских кругах выросла против него мощная оппозиция. Бульварная пресса старалась использовать неудачи уголовной полиции для несправедливых нападок на Бертильона. Забыли, что он первый нашел дорогу к научному методу и что ему мы обязаны дальнейшими достижениями в области уголовной техники.

    Посетители, которые раньше стекались к нему в большом количестве, отошли и сделалось тише на боковой лестнице в «Palais de Justice». Туда весной 1914 года наведался и последний гость, уведший творца антропометрии с жизненной арены.

 

Предварительное замечание.

    Сделанные мною краткие замечания об успехе Бертильона и о судьбе этой системы служат вместе с тем некоторым очерком развития современной уголовно-полицейской техники. До последнего десятилетия 19 века в Европе вообще не было речи об уголовной технике, о «police scientifique». Бертильон впервые дал толчок к образованию этой науки. Как это бывает почти всегда, то дело, которому он положил начало, вскоре его опередило. И если теперь во многих вопросах мы считаем Бертильоновскую точку зрения устарелой и отказываемся от нее, то это отнюдь не следует истолковывать как отсутствие с нашей стороны уважения к памяти Нестора криминалистики, а лишь как проявление любви к прогрессу, как стремление к возможному усовершенствованию и улучшению того оружия, которое имеется у государства против преступного мира. В начале этого столетия я подвергался ожесточенным нападкам со стороны некоторых упорных хвалителей Бертильона за желание указать на нечто лучшее, что должно прийти на смену его догме, считавшейся в то время еще единственно-спасительной, и я утверждаю, что меня побудило к тому не простое желание быть в оппозиции. Развитие последних двадцати лет показало, что я был прав в этом отношении.

    Не следует также считать умалением заслуг Бертильона мою попытку показать в дальнейшем, что идеи Бертильона не являлись оригинальными ни в целом, ни в частностях. Небольшие исторические экскурсы, делаемые мною в отдельных отделах, могут показать слишком гордым сынам двадцатого столетия, что то, чему мы привыкли поражаться, как достижению нашего времени, представляет из себя в большинстве случаев лишь раскопки старого, и что наш европейский мозг не смог выдумать почти ничего такого, что не было открыто каким-нибудь темноглазым азиатом несколько столетий или тысячелетий тому назад.

    С этой предпосылкой я приступаю к изложению развития современного состояния уголовно-полицейской техники. Вначале мы рассмотрим наиболее простую полицейско-техническую задачу изучения отдельных примет. Затем нас будут интересовать технически более сложные методы идентификации: антропометрия и дактилоскопия. Наконец, мы рассмотрим меры, которые необходимо принять на месте совершения преступления.

    Я буду останавливаться здесь на наиболее важном и существенном, на том, что должен знать всякий вообще образованный человек. Те же, кто интересуется деталями, могут прочитать мою недавно вышедшую книгу о «Системе и практике дактилоскопии и других технических методов уголовной полиции». Настоящая книга опускает все то, что может и должно интересовать лишь специалиста - криминалиста, и служит лишь небольшим очерком для общей ориентировки.