ПРЕДИСЛОВИЕ

      В русской юридической литературе вопрос о завещательном отказе затрагивался не однажды. Но рассмотрение этого вопроса в редких случаях выходило за пределы его принципиальной постановки. Ввиду отрицательного отношения к нему со стороны Сената, все внимание исследователей поглощалось главным образом стремлением прежде всего выяснить основную проблему: известен ли этот институт нашему праву или неизвестен.
      В реш. Гражд. Касс. Деп. по д. Смоленцевой Сенат круто меняет свой первоначальный взгляд на существо легатарного назначения и вызывает этот институт из небытия к бытию. Завещательный отказ, наконец, получает в нашей практической юриспруденции, после своего полувекового гонения, право гражданства.
      Для нашей судебной практики в области наследственного права это решение явилось своего рода coup d’etat. Но сломав старый порядок, оно не установило нового. Таким образом, судебные места оказались призванными к самостоятельной творческой деятельности. На их обязанность упало установление вех, указующих направление, по коему должно идти развитие русского завещательного отказа. Они стали лицом к лицу с необходимостью собственными силами конструировать целый правовой институт.
      Нет сомнения, что возникшая перед судебными местами задача не принадлежит к разряду легко разрешимых, - в особенности, если принять во внимание, на что мы уже указали выше, что данный вопрос, в его общей постановке, отвечающей потребностям настоящего момента, не имеет надлежащего освещения и в нашей литературе.
      Естественно на обязанности теоретика лежит пополнить этот пробел русской юридической литературы и облегчить практической юриспруденции возникшей перед ней задачи. Это соображение и руководило нами при выборе настоящей темы.
      Конечной целью данного исследования мы ставим воссоздание института именно русского завещательного отказа. Но наши гражданские законы дают для этого слишком немного материала. Между тем в других положительных законодательствах этот институт разработан с достаточной последовательностью и полнотою. Ввиду этого мы сочли целесообразным при конструкции русского завещательного отказа имеет в перспективе те начала, которые положены в основание того же института, с одной стороны, римским правом, с другой, - новейшими европейскими кодексами. Само собою разумеется, избранный нами методологический путь не должен вести нас к забвению, что русский отказ может отличаться своеобразием. Но поскольку он является отказом, он вполне допускает возможность своего отожествления как с легатом римского права, так и с отказами новейших западноевропейских кодексов, и было бы большой ошибкой при сооружении здания русского легатарного права не воспользоваться материалом, санкционированным как вековым опытом прошлого, так и авторитетом новейшего законодательного творчества.
      Ввиду этих соображений мы и полагаем пойти в нашей работе путем сравнительного догматического исследования. Этот путь, с одной стороны, будет способствовать должному выяснению правовой сущности каждого изучаемого нами момента, с другой, - поведет нас при разрешении принятой задачи по наиболее правильному направлению как в отношении постановки вопросов, так и в отношении ответов на них. Вместе с тем этот путь поможет нам подчеркнуть черты своеобразия русского завещательного отказа, выяснить его отличие от аналогических институтов по другим законодательствам, дать его наиболее правильную оценку.
      Однако, считаем необходимым оговориться, что подробного исследования института отказов по иностранным законодательствам мы дать не предполагаем. Этой части нашей работы мы придаем лишь вспомогательное значение и будем останавливать на ней свое внимание лишь постольку, поскольку это необходимо в интересах развития основной темы, постановленной заголовком настоящей книги.