ВСТУПЛЕНИЕ

    В науке гражданского права, в частности, в отделе вещного права значительная доля внимания уделялась учению о приобретении права собственности. Еще в Римском праве способы приобретения права собственности разделялись на первоначальные, когда право собственности приобретателя не основывалось на праве другого лица, и производные, когда это право (как, например, при покупке вещи, при получении ее в наследство и т.п.) основывалось на праве другого лица (продавца, наследодателя). К первоначальным способам приобретения движимых вещей классическое право относило: завладение вещью, не имеющей хозяина (оккупация), находку клада, приобретение плодов, переработку чужого материала (спецификация), соединение вещей, в частности, смешение и, наконец, давность. Все эти способы приобретения движимых вещей, перечисляются обычно и современным гражданским правом, под которым здесь мы будем подразумевать гражданское право государств капиталистического типа, присоединяющим сюда и способы, неизвестные римскому праву: находку и приобретение вещи добросовестным лицом от несобственника.

   Наиболее консервативный из всех продуктов духовного творчества—гражданское право остается здесь верным своей природе. В течении многих столетий эта схема способов приобретения права собственности переходит, с некоторыми изменениями, из одного юридического труда в другой в длинной цепи древних рукописей, средневековых фолиантов и многотомных «курсов» и «систем» гражданского права современных цивилистов.

   Какое же значение имеет эта, так бережно сохраняемая, схема способов приобретения собственности? Значение ее определяется тем, что право собственности не может быть приобретено иначе, как одним из способов, в ней указанных. Когда кто-либо утверждает, что ему принадлежит право собственности на ту или иную вещь, он должен доказать, что эта вещь была им приобретена одним из установленных законом способов. Цели он этого не докажет, — право собственности за ним не будет признано.

   При таких условиях, перечисление способов приобретения права собственности должно, казалось бы, обладать исчерпывающей полнотой. Необходимо, чтобы в каждом из случаев, встречающихся в конкретной действительности, можно было бы с уверенностью указать, к какому из установленных способов приобретения собственности он относится. И конечно, те случаи, которые в действительной жизни встречаются чаще всего, должны быть предусмотрены в первую очередь.

   В какой мере, однако, удовлетворяет указанное перечисление способов приобретения собственности этому, вполне разумному и вполне законному, требованию? Попробуем взять одну из вещей, находящуюся в данный момент у нас под рукою. Пусть это будет чернильница, часы, карандаш, лампа или, вообще, любая вещь из тех, близость которых к нам является наиболее непосредственной, которые всегда с нами и около нас. Эти вещи были нами куплены в магазине или на рынке, были нам подарены, достались нам в наследство, словом, в большинстве случаев, были приобретены нами производным способом приобретения собственности. Но не подлежит сомнению, что все они были раньше приобретены кем-то одним из первоначальных способов, то есть тех, перечисление которых было дано нами выше. Каким же из этих способов были они приобретены? Все указанные вещи являются продуктами промышленности и, следовательно, их  первоначальным приобретателем был владелец соответствующего промышленного предприятия. К какому, однако, из перечисленных  способов относится приобретение собственности на вещи, изготовляемые промышленным предприятием?

   Это не приобретение плодов; предприятие не может быть приравнено к плодоприносящей вещи: фруктовому дереву, приносящему приплод, животному и т.п.; предприятие, как об этом будет сказано ниже, вообще, не является физической вещью в точном смысле этого слова, и уже по одному этому оно не может считаться вещью, приносящею плоды. Это также и не оккупация. Вещи, изготовляемые промышленным предприятием, правда, являются вещами новыми, т.е. такими, которые еще никому не принадлежали, не имели собственника. Однако, владелец предприятия, в особенности крупного предприятия, обычно ограничивающий свое личное в нем участие получением прибыли, находится в весьма неблагоприятном положении для оккупанта: завладение вновь изготовляемой вещью другим лицом представляется при этом слишком легкой возможностью, чтобы теория оккупации в отношении продуктов промышленной деятельности могла рассчитывать на успех в современном праве. Нельзя, в качестве общего правила, считать что здесь мы имеем дело со спецификацией, уже по одному тому, что спецификация предполагает переработку чужого материала, по общему же правилу промышленным предприятием перерабатывается материал, принадлежащий предпринимателю.

   Так как остальные из перечисленных выше способов первоначального приобретения права собственности на движимые вещи еще менее могут быть здесь применимы, то приходится прийти к заключению, что в указанной схеме наш случай вообще не находит себе места. Таким образом, в отношении всех тех вещей, которые обычно нас окружают будь то домашняя обстановка, мебель, посуда, орудия труда и, вообще, инструменты, книги, предметы роскоши, вкусовые вещества, предметы культа и т.д. — наш вопрос останется без ответа. Человек, как существо, состоящее из «души, тела и платья», вправе знать все, что относится до юридической судьбы, юридического прошлого тех вещей, которые, как обувь, одежда, ему постоянно сопутствуют и, однако, способ первоначального приобретения и этих последних остается ему неизвестным.

   Не нужно обладать повышенной способностью удивляться, чтобы почувствовать всю необычность такого положения. Можно было бы допустить в учении о приобретении собственности существование каких-либо пробелов в отношении случаев исключительных, редко встречающихся в жизненной практике. Но ведь здесь мы имеем дело с явлением совершенно иного порядка. Забытым оказывается тот способ первоначального приобретения, который представляется наиболее характерным для нашего времени.

   Можно было бы еще допустить возможность такого пробела в римском праве. Хотя производство вещей известно с того времени, с которого известно и существование человека на нашей планете, однако, производство это в Древнем Риме играло несколько иную роль, чем оно играет у нас. История Древнего Рима, как об этом говорят экономические исследования, была преимущественно эпохой развития торгового капитала. Торговля же — это не создание новых вещей, а перемещение и перераспределение существующих. Для того, чтобы торговать, необходимо, разумеется, и производить, но торговля в жизни античных государств в значительно большей степени преобладала над промышленностью, чем это могло наблюдаться позднее. Многое из того, что характерно для истории древнего мира, будет непонятным, если упустить из виду, что достижения в области производственного труда занимали тогда очень скромное место по сравнению с усилиями, направленными на завоевание торговых путей, на проникновение к окраинам известного тогда мира, на борьбу с расстоянием. Преодоление желтого пространства пустынь и синего пространства морей, со связанными с ним страданиями, лишениями и опасностями было тем, посредством чего, шаг за шагом, создавалась государственная мощь античных республик.

   А, между тем, наш век является веком промышленности, т.е. производства новых вещей, по преимуществу. Правильно отмечают также, что, по сравнению с античным миром, он является и веком производства недолговечных, дешевых вещей, веком массового производства. В наше время вещи создаются, ветшают и создаются опять с неслыханным раньше обилием, и этот пестрый круговорот недолговечных вещей, выбрасываемых чудовищно-мощной промышленностью, представляется слишком характерным явлением для нашей эпохи, чтобы не требовать к себе известной доли внимания.

   И однако, как об этом было сказано выше, учение о способах приобретения права собственности отказывает в этом внимании. Может быть, однако, существуют соображения, в той или иной мере оправдывающие это. Может быть действительно, о производстве новых вещей, как о способе первоначального приобретения права собственности, говорить нельзя и не нужно.

   Могут сказать, прежде всего, что этот пропуск объясняется тем, что здесь все понятно само собою. Бучении о приобретении права собственности о производстве новых вещей не говорится, потому что это представляется, будто бы, ясным и без особого упоминания. Такого рода возражение было бы, однако, очень несерьезным. Если бы это, действительно, было ясно само собою, то это значило бы, что мысль о производстве новых вещей, как способе приобретения права собственности, вполне и всецело отвечает нашему правосознанию. Но тогда это значило бы, что здесь мы имеем дело со своего рода правовой аксиомой, которая может претендовать на почетное место, отводимое всегда и всем аксиомам. К этому можно добавить, что и приобретение собственности теми способами, о которых упоминается в приведенной выше схеме, тоже не содержит в себе ничего неясного. Можно считать, с равным правом, разумеющимся само собою, приобретение права собственности на плоды собственником плодоприносящей вещи, так же, как и приобретение этого права лицом, завладевшим бесхозяйственной вещью. Значит, если бы утверждение о совершенной бесспорности того положения, что новая вещь принадлежит тому, кто ее создал, и было правильным, оно ни в малой мере не оправдывало бы допускаемого здесь умолчания. Нужно, однако, сказать, что оно в корне неправильно. Дальнейшее изложение покажет, как много неясного содержится в этом вопросе.

   Возможно, затем, возражение, что производство новых вещей, вообще, не является способом приобретения собственности. Раз материал, из которого производится вещь, является собственностью лица, его перерабатывающего, то право собственности не возникает вновь, но сохраняется существовавшее уже право собственности. Такое возражение также не может быть признано правильным. Право собственности необходимо предполагает наличность определенного объекта, на которое оно распространяется. Абстрактное право собственности, не связанное с каким-либо объектом и мыслящееся в виде какой-то математической формулы со включением неизвестной величины, допускающей замену любой известной, является совершенным абсурдом, поскольку речь идет о т.н. «субъективных правах». Раз в результате производственного процесса возникает новая вещь, то она может мыслиться лишь как объект нового права собственности.

   Но могут, однако, спросить — действительно ли в результате переработки возникает новая вещь во всех возможных смыслах этого слова? Разумеется, кожа и сапоги, из нее сделанные, — две различных вещи как по их внешнему виду, так и по названию, по их ценности, по их экономическому значению. Но может быть допустима и такая точка зрения, с которой они будут представляться одной и той же вещью. Ведь вот, например, и кустарник, и молодое животное— теленок или жеребенок — по всем указанным выше признакам не то, что дерево или взрослое животное, в которое с течением времени они превращаются. Однако, никто не будет утверждать, что лицо, приобревшее право собственности на жеребенка, вторично приобретает право собственности, когда жеребенок становится лошадью.

  Это возражение заслуживает известного внимания. На близкой к этому точке зрения, как об этом будет сказано ниже, стояли, по видимому, в этом вопросе и римские юристы. Вряд ли, однако, кто-нибудь будет серьезно настаивать на приведенной выше аргументации в настоящее время.

   Разумеется, не существует вещей, которые бы никогда не изменялись. Все вещи даны нам не только в пространстве, но и во времени: по мере его течения они изменяют свои свойства — теряют одни и приобретают другие. Вещи органического мира обладают свойством изменчивости в большей степени, чем другие: они живут, но неизменными не остаются и все другие вещи. Древним, в сущности, это было также хорошо известно, как и нам; известный афоризм Гераклита о том, что «нельзя два раза погрузиться в одну и ту же реку», выражает эту мысль достаточно ясно. Мало того. Закону изменчивости подчинены не только вещи, как возможный объект прав, но подчинена ему и человеческая личность, как обычный их субъект. Современное право, как и право римское, признает способность приобретать права не только за взрослым человеком, но и за младенцем и даже в период его утробной жизни. А, между тем, что общего имеет взрослый человек с тем, чем он был до рождения? Все предметы внешнего мира, как одушевленные, так и неодушевленные, существуют не в качестве чего-то постоянного, устойчивого, данного раз навсегда, но, напротив, в процессе постоянных и непрерывных изменений. Только единство этого процесса и создает индивидуальность каждого из них — в этом заключается вся философия настоящего вопроса.

   Но единство этого процесса может нарушиться. Вещь может потерять свою индивидуальность: она может быть уничтожена, может быть превращена в другую вещь. Переработка, т.е. производство новой вещи, и является сознательной деятельностью человека, направленной на нарушение указанного единства. Прежняя вещь превращается в новую в результате вторжения в естественный ход жизни вещей творческой силы человеческого труда.

   Таким образом, со всех точек зрения и, прежде всего, с точки зрения юридической, материал, из которого изготовляется новая вещь, и эта последняя, являются двумя различными вещами, двумя различными объектами права собственности.

   Писчая бумага это не то же, что тряпье или древесная масса, из которой она изготовлена. Песок и поташ, идущие на изготовление стекла, это не то же, что бутылки, стаканы и другие изделия стекольного производства. В этом вопросе юрист может с полным правом позволить себе удобство не отступать от точки зрения здравого смысла.

   К изложенному необходимо добавить еще следующее. Если считать, что материал и вещь, из него изготовленная, является одним объектом права собственности, то, будучи последовательными, мы должны прийти к выводу, что право собственности на вновь произведенную вещь не приобретается и тогда, когда материал принадлежит другому. Как бы ни был малоценен этот материал по сравнению с трудом, затраченным на его переработку, получившаяся в результате переработки вещь должна все же признаваться объектом собственности владельца материала. Таким образом, собственник тряпья останется при всех условиях и собственником писчей бумаги, изготовленной из него другим лицом, и будет вправе требовать ее возвращения как принявшей новый вид и новые свойства, но, по прежнему, принадлежащей ему вещи. Такого вывода, однако, не делает современное право также, как не делало его и право римское.

   Если же, таким образом, получившаяся в результате переработки новая вещь должна мыслиться как новый объект права собственности, то сохраняет все свое значение и вопрос о способе его приобретения.

   Могут, наконец, сказать, что исследуемый вопрос для современного права не имеет практического значения. Вопрос о производстве новых вещей есть вопрос о способе приобретения движимых вещей, а, между тем, в отношении движимых вещей практически более важным является установить не то, каким способом приобретена та или иная из них, а в чьем владении она находится. Владелец может, и не доказывая своего права собственности на вещь, защищать свое владение ею иском о восстановлении нарушенного владения. Правда, владельческая защита применяется не менее, а, скорей, более широко, и к недвижимостям, но только в отношении движимых вещей устанавливает, например, Германский Кодекс так называемый иск из предшествовавшего владения, который имеет уже то преимущество перед обычным иском о восстановлении владения, что не ограничен особым давностным сроком. Еще более важное значение имеет то правило, усвоенное гражданским законодательством всех современных государств, по которому в пользу владельца движимой вещи устанавливается предположение (презумпция) его права собственности на эту вещь. Правило это впервые нашло выражение в знаменитом абзаце первом статьи 2279 французского Гражданского Кодекса — En fait de meubles, la possession vaut titre — и, в результате усвоения его современным гражданским правом, владелец движимой вещи в настоящее время не имеет надобности доказывать свое право собственности на эту вещь: бремя доказывания лежит на лице, оспаривающем право собственности владельца.

   Изложенные соображения, будучи вполне правильными, не дают, однако, удовлетворительного ответа на поставленный нами вопрос. Можно согласиться с тем, что вопрос о способах приобретения права собственности на движимые вещи имеет теперь меньшее значение, чем он имел в римском праве. Но какой вывод надлежит сделать из этого? Только тот, что учению о способах приобретения права собственности на движимые вещи должно уделяться в теории гражданского права относительно меньше внимания, чем уделялось римлянами. Однако, фактически, этого не делается, и в любом учебнике гражданского права этому учению отводится достаточно солидное количество глав, а не только страниц или параграфов. Почему же, все-таки, об интересующем нас способе приобретения собственности там не упоминают?

   Во многих случаях, бесспорно, лицо, изготовившее новую вещь, так же, как и приобревшее ее иным способом, будет в состоянии защищать свое право в качестве владельца, не прибегая к иску права собственности. Но не представит большого труда указать и случаи, когда оно лишено будет возможности найти опору во владении, будь это хотя бы только «предшествовавшим владением», о котором говорит Германский кодекс. Возьмем такой пример. По взысканию с жены ремесленника, художника или скульптора судебный исполнитель описывает квартирную обстановку в комнате, занимаемой ею, совместно с мужем. По закону описи и продаже подлежит, в настоящем случае, и имущество, являющееся исключительной собственностью мужа, если только он не докажет своего права собственности на него. Между тем, стол сделанный столяром, картина, написанная художником, статуя, изваянная скульптором, могут находиться в составе указанной квартирной обстановки. Как же муж — скульптор или художник, могут установить здесь свое право собственности? Они могли бы сказать только одно: «это вещь моя, потому что я ее сделал». Но они бесплодно потратили бы время, если бы пытались найти в каком-нибудь курсе или учебнике гражданского права указание на такой способ приобретения собственности.

   Наконец, представляется не вполне исследованным, почему именно современное гражданское право пошло так далеко по пути косвенного урегулирования в вопросе о движимых вещах, вместо прямого разрешения вопроса об основаниях приобретения права собственности на них. Разумеется, все те вспомогательные средства, о которых говорилось выше: иск из предшествующего владения, презумпция о праве собственности владельца, дают облегченный способ защиты прав на движимое имущество. Но, может быть, необходимость в таких облегченных способах в известной степени и вызвана неполнотою в учении о приобретении прав собственности на движимые вещи? В частности, в отношении производства новых вещей необходимо отметить, что для лица, изготовившего вещь, доказать факт ее изготовления едва ли труднее, чем доказать факт владения ею: в обоих случаях вопрос разрешается несложными показаниями свидетелей.

   Таким образом, доводы, которые могли бы быть приведены в оправдание указанного пробела в учении о приобретении права собственности на движимые вещи, не являются убедительными. Мы говорим, что эти доводы могли бы быть приведены, так как фактически в теории гражданского права они не приводятся. Этот вопрос просто обходится молчанием, как будто бы здесь, вообще, не существует никакого вопроса.

   Чем же объясняется это? Недостатком внимания? Слабостью юридической мысли? Такое предположение должно быть отброшено. Систему современного гражданского права можно отрицать, можно критически к ней относиться, можно считать ее таким же плодом бесцельной растраты труда, как пирамиды Хеопса или циклопические сооружения инков,—и, однако, нельзя не удивляться тому количеству утонченной умственной работы, которое в течение веков сюда было вложено. Над вопросами гражданского права слишком долго работали целые поколения юристов в римских тогах, монашеских рясах и профессорских сюртуках, чтобы что-нибудь существенное могло бы быть просмотрено или недооценено.

   Очевидно, вопрос, о производстве, как способе приобретения права собственности на движимые вещи, имеет особые, ему лишь присущие, трудности, которые, быть может, лежат в значительной степени за порогом «юридического сознания». Выяснить, в чем они заключаются, — это одна из основных задач настоящей работы. Что же касается метода разрешения этой задачи, то таковым может быть исследование одного из упоминаемых в гражданском праве способов приобретения права собственности на движимые вещи, именно, переработки чужой материи, т.н. спецификации. Уже здесь можно отметить, что в гражданском праве одного из европейских государств, именно, Германии, учение о спецификации получило настолько широкую формулировку, что может рассматриваться в качестве первой попытки разрешить вопрос о производстве, как способе приобретения права собственности во всей его полноте. Таким образом, исходным пунктом настоящей работы будет исследование учения о спецификации, как оно нашло свое выражение в современном праве и, прежде всего, в праве римском, откуда современным правом оно было заимствовано.