ПРЕДИСЛОВИЕ.

 

    Будучи приглашен юридическим факультетом в Буэнос-Айресе прочесть в течение августа и сентября сего года курс лекций об общих теориях гражданского права, я рассмотрел перед избранной аудиторией, состоявшей из профессоров, адвокатов и студентов, общие преобразования гражданского права, начиная с Кодекса Наполеона. Я старался показать, что юридическая эволюция в своих общих чертах тождественна во всех странах, достигших приблизительно той же ступени цивилизации, и характеризуется непрерывной и поступательной заменой юридической системы характера метафизического и индивидуалистического, иной системой, характера реалистического и социалистического. Я издаю эти лекции в том виде, как они были прочитаны. Этим объясняется мое частое обращение к аргентинскому гражданскому Кодексу, а также то, что я иногда даю объяснения, которые были бы излишни для слушателя француза. В частности, во второй лекции я дал так много примеров и ссылок по вопросу о свободе, чтобы дать возможность понять моим слушателям аргентинам идею социальной функции, противополагаемую традиционной идее субъективного права.

    Смею надеяться, что эти лекции, прочитанные перед иностранной публикой, не будут лишены интереса и для читателя француза.

 

Бордо, 23-го янв. 1912 г,

 

Предисловие редактора перевода.

 

      Выпуск в свет перевода книги французского профессора Дюги, книги, посвященной вопросу об общих преобразованиях системы гражданского права в рамках буржуазного общества, в официальном издании Государственного Издательства Российской Советской Республики в качестве руководства для лиц, знакомящихся с правом, нуждается в некоторых хотя бы кратких объяснениях, в некотором хотя бы и кратком предисловии. Отсутствие всякого предисловия могло бы быть истолковано, как наше полное признание правильными всех взглядов переводимого автора.

      А между тем такого полного признания взглядов автора с нашей стороны нет и быть не может. Автор не марксист, не социалист, он даже враг социализма. Он сам говорит о себе в переводимой книге, что он не принадлежит ни к какой социалистической партии. Когда он говорит о том, что в настоящее время вырабатывается юридическая система, основанная на понятии, которое является по существу социалистическим, он добавляет тут же, что, к сожалению, вынужден употребить это слово за неимением другого. О собственности он говорит, что она есть и должна сохраниться, так как она является необходимейшим условием процветания и величия государств, а коллективистские учения являются возвратом к варварству. Он говорит, что проповедовать борьбу классов является преступлением и что, по его мнению, мы идем отнюдь не к уничтожению одного класса другим, а, напротив, к режиму координации и иерархии классов.

      Наш автор, как видим, буржуа до мозга костей. Этим объясняются и такие его крайне поверхностные утверждения, как то, напр., что неправильно учение о непримиримой противоположности между теми, кто обладает имуществом, и теми, кто его не имеет? так как, напр., во Франции имеется много лиц, которые в одно и то же время являются и собственниками и трудящимися, или что следовало бы разложить риск ответственности за несчастные случаи поровну между предпринимателями и рабочими, так как рабочие наравне с предпринимателями участвуют в выгодах предприятия.

      Но несмотря на все свои насквозь буржуазные настроения наш автор отличается от множества других буржуазных ученых тем, что он не закрывает глаз на окружающую действительность, что он зорко смотрит и видит назревающие в ней тенденции. Его критика понятия индивидуалистического субъективного права, его доказательства замены его понятием социальной функции, лишены по существу всякого апологетического характера. Его метод вполне объективно научен. Если он нам доказывает и доказывает вполне убедительно, что защитой со стороны общества, что социальной защитой могут и должны пользоваться только действия, предназначенные для достижения социальной цели или цели, признаваемой за социальную, то, разумеется, этим еще не решен вопрос о том, что именно следует за этой социальной целью, что следует считать правильной социальной целью. Может быть, многие, и сам переводимый автор в их числе, скажут, что правильной социальной целью является иерархия классов, сохранение неравенства между классами, сохранение привилегий, преимущества и экономического господства для одних и неравноправия, угнетения и эксплуатации для других. Но раз вопрос о праве, его происхождении и развитии поставлен на реалистическую почву (хотя наш автор вовсе не всегда отмечает неразрывную связь между экономическими отношениями и порождаемой ими правовой регулировкой), то уже нетрудно опровергнуть такое мнение, нетрудно доказать, какова в действительности должна быть правильно понимаемая социальная цель, служению которой должны быть посвящены все действия индивидов и групп, составляющих общество.

      Если отвергнуть и опровергнуть метафизическое представление о праве, как о чем-то таинственно присущем данным индивидам, а такое представление нашим автором отвергается резко и опровергается блестяще; если утверждать, а наш автор утверждает это положительно и доказательно, что индивид, обладатель имущества, должен выполнять функцию, согласную с назначением этого имущества, то, разумеется, при обнаружении того факта, что целые группы, целые классы, скажем классы помещиков и капиталистов, употребляют социально им предоставленное имущество не сообразно его назначению, его правильному назначению служить основой постоянно расширяемому всестороннему удовлетворению всех и телесных и духовных потребностей всех индивидов, составляющих общество; при обнаружении того факта, что капиталистический строй не в состоянии справиться с достигнутым им развитием производительных сил, что он от этого конвульсивно содрогается страшными потрясениями, кризисами, империалистическими войнами и т.п., что производительные силы капитализма переросли положенные — при его зарождении—в его основу имущественные отношения,—вполне оправдывается, вполне правильным представляется устранение этих не справляющихся со своим делом, со своей функцией, со своей социальной функцией групп или классов, устранение, т.е. именно экспроприация класса капиталистов и его уничтожение как класса. В этой реалистической теории нашего автора мы получаем таким образом оружие для борьбы в одной области, в области идеологической защиты существующего строя. Всякие возражения юридического порядка по отношению к экспроприации экспроприаторов, всякие вопли о нарушении прав экспроприируемых, с точки зрения этой теории, становятся недопустимыми.

      И только теоретической трусостью, прикрытой самодовольной ссылкой буржуа на существующие факты, является поэтому следующее утверждение нашего автора, содержащееся в данной его книге: «Я принимаю, как факт, обладание капиталом только некоторым числом индивидов. Мне не к чему критиковать или оправдывать этот факт; это было бы напрасно потерянным трудом именно потому, что мы имеем дело с фактом, Я не рассматриваю также и того, существует ли, как утверждают некоторые школы, непримиримая противоположность между теми, кто обладает имуществом, и теми, кто его не имеет, между классом собственников и классом пролетариев, из которых последний должен вскорости экспроприировать и уничтожить первый класс».

      Оправдывать этот факт, пожалуй, в действительности, означало бы напрасно терять время и труд. Но критиковать? Ведь сам наш автор потратил и потратил далеко не напрасно массу труда для доказательства того, что все более и более начинают пользоваться социальной защитой только факты, соответствующие определенным социальным целям. Почему же не разобрать и того, подлежит ли социальной защите факт «обладания капиталом только некоторым числом индивидов»? Почему не рассмотреть и не разрешить вопроса о том, насколько этот фант соответствует определенной социальной цели? Сам наш автор дает примеры и иного отношения к подобным вопросам. Он говорит, что многие из его коллег ему не раз делали подобного рода возражения. Они ему говорили: «мы понимаем ваш взгляд, мы допускаем даже, что мы идем к такой системе права, в которой собственность будет иметь своей основой обязательство собственника выполнить известную функцию. Но мы к этому еще не пришли; доказательством тому служит тот факт (курсив мой — А. Г.), что ни одно законодательство не возлагает еще на собственника обязательства обрабатывать свое поле, содержать в исправности свои дома, пускать в оборот свои капиталы; а между тем таково было бы логически необходимое последствие собственности—функции». Такое возражение не смущает нашего автора. Перед этим фактом он не пасует. Рассуждать на тему о возможности изменения этого факта он не считает напрасно потерянным трудом.

      Он отвечает на это возражение, что невмешательство закона в указанном смысле обгоняется тем, что еще не чувствуется особой потребности в издании подобного закона, что количество брошенных собственниками втуне земель и несодержимых в исправности домов ничтожно по сравнению с надлежащим образом эксплуатируемыми недвижимостями. «Но если бы, продолжает он, наступил такой момент, когда неэксплуатация недвижимых имуществ приняла бы угрожающие размеры, никто, конечно, не стал бы оспаривать того, что вмешательство законодателя было бы законным».

      Автор в приведенном примере не обнаруживает теоретической трусости, не принимает факта без объяснений. Отчего же он считает напрасной тратой труда критику другого факта, того факта, что в буржуазном обществе капиталом владеют немногие? Отчего он не считает полезным и даже необходимым рассмотреть вопрос о том, не принял ли этот факт таких угрожающих размеров, что вмешательство нового законодателя, провозглашающего экспроприацию класса капиталистов, являлось бы, по общему признанию, законным? Не в страхе перед напрасной затратой труда тут дело, а в страхе перед крахом буржуазного строя. Вот почему я и охарактеризовал этот взгляд переводимого автора, как теоретическую трусость, как страх перед выводами, которые вытекают из его же собственной теории.

      й именно этот характер теории нашего автора, который заставляет его в страхе — за судьбу буржуазного строя — отпрянуть перед логически и исторически неизбежными выводами из нее, служит наилучшим оправданием тому, что данная книга официально издается и рекомендуется Государственным Издательством Российской Советской Республики, несмотря на отдельные ошибочные уклонения, несмотря на буржуазные, в общем, настроения нашего автора, несмотря на отдельные случаи проявления нашим автором несомненной теоретической непоследовательности.

    

Август 1919 г.

А. Гойхбарг.