ПРЕДИСЛОВИЕ.

 

    Последние литературные произведения некогда безупречного марксистского теоретика Карла Каутского теперь ниже всякой критики. Из учителя целого пролетарского поколения он превратился в безнадежного оппортуниста худшей марки, который в своей слепой ненависти к пролетарской революции ни перед чем не останавливается, лишь бы нанести ей ущерб и скомпрометировать ее. Эта предательская деятельность Каутского могла иметь значение до тех пор, пока он оставался в глазах миллионов пролетариев вождем, руководству которого они доверяли, и который вел их по ложному пути. Ленин и Троцкий одни должны были поэтому взять на себя задачу открыть глаза массе на истинный характер деятельности Каутского.

    Достаточно было опыта нескольких революционных лет, чтобы с Каутским было покончено. И ныне он имеет так же мало веса, как и то направление (центр), которое он представляет, правильней говоря: не имеет никакого веса. Острота классовой борьбы разъединяет классы и партии и отбрасывает в сторону колеблющихся,, нерешительных, невыдержанных революционеров и просто контрреволюционеров. Только в такой опекаемой стране, как Австрия, где и рабочее движение находится под опекой, может еще процветать этот центр; поэтому и Каутский перенес теперь свою резиденцию в Вену, снова ставшей для него привлекательной.

    В настоящее время, если Каутский высказывает свое мнение по какому-нибудь вопросу, то это отнюдь не представляет из себя события. Его взгляды не являются теперь ни взглядами марксиста, ни взглядами человека, имеющего какое-либо значение. Его собственные товарищи по партии, Отто Бауэр и Макс Адлер, вынуждены были заявить, что они не понимают впавшего в старость человека, что он все путает, и они приносят извинение за него.

    Но настоящая брошюра Каутского, пожалуй, представляет известный интерес для русской революционной публики. Она развертывает перед нами яркую картину того, как два оппортуниста взаимно ругаются, срывают друг с друга маски и вытаскивают наружу «пикантные» подробности предательства каждого из них.

    Все это было бы смешно, если б не было так грустно!

    В 1920 г., следовательно, почти 4 года тому назад, Кунов издал свой новый труд под громким названием: «Die Marxsche Geschichts-Gesellschafts — und Staatstheorie» (с дополнительным подзаголовком: «Grundzüge der Marxschen Soziologie»).B 1921 г. появился II том, которым заканчивался этот труд. В этом произведении, как этого и надо было ожидать, марксизм подвергся решительной кастрации. Революционное учение Карла Маркса превращается там в буржуазно-либеральную «социологию», которая с холодным равнодушием и невозмутимостью удаляет из марксизма все то, что напоминает о классовой борьбе и революции.

     Поэтому мою критическую статью против Кунова (помещ. в Die Internationale) я озаглавил, быть может, и несколько грубо, но, я думаю, в полном соответствии с сутью дела: «Kastrierter Marxismus».

     Со стороны Кунова ничего другого и нельзя было ожидать. Но самым возмутительным в этом деле является то, что либерально-демократический лакей капитала, Кунов имел наглость с важной миной мудрого ученого-социолога поучать Маркса и обвинять его в том, что будто бы он — Маркс — был непоследователен в марксизме, т.е. в его же собственном учении, что будто бы Маркс и Энгельс восприняли либеральную теорию Фергуссона; поддались анти-государственным анархистским настроениям; противоречили себе в «Коммунистическом манифесте» и в «Нищете философии» а Энгельс этически обосновывал социалистические требования и т.д. в этом же роде. Но великий социолог Кунов не только «разделывается» с Марксом и Энгельсом, а одновременно переходит в атаку против своих собственных «коллег», против центристов, которые, по его мнению, недостаточно радикальны в деле предательства и фальсификации марксизма. Он напал на Бауэра, Макса Адлера, но в первую голову он обрушивается на Каутского самого, которого он все время именует худшим „схоластическим вульгарным марксистом", доказать «никчемность» которого он считает своей задачей.

     Это сильно задело Каутского. Наоборот, когда мыслители, государственные деятели и революционеры такой величины, как Ленин и Троцкий, клеймили Каутского, как предателя и лакея капитализма, Каутский оставался спокойным: — они ведь революционеры. Но, когда его единомышленник, оппортунист и предатель Кунов, ругает его «вульгарным марксистом», тогда он должен ответить хотя бы и с опозданием на три года. Этому ответу и посвящена ниже предлагаемая брошюра.

     Она трактует теорию государства Маркса. После появления бессмертной брошюры Ленина «Государство и революция» взгляды Маркса и Энгельса на государство стали ясны каждому марксисту, который подходит к Марксу, как сознательный революционер. Даже оппортунисты типа Макса Адлера, которые хотят освежить марксизм неокантианской путаницей, даже они вынуждены были признать, что бессмертной заслугой как Ленина, так и большевистских теоретиков вообще, является то, что они выдвинули проблему государства и диктатуры пролетариата на первый план и показали ее центральное доминирующее значение. Но как раз именно тот самый факт, что проблема государства и диктатуры пролетариата не является уже более академической проблемой, а живой действительностью, жгучим вопросом современной революции — именно этот факт заставляет оппортунистов всячески фальсифицировать то правильное понимание существа государства и пролетарской диктатуры, которые выдвигали Маркс, Энгельс и Ленин, и правильность которого подтвердила русская революция. В этой работе все оппортунисты единодушны; они отличаются друг от друга только тем, что один из них является более, а другой менее последовательным.

     Самым последовательным из них является г-н Кунов. Нельзя замазывать того факта, что Маркс смотрел на борьбу пролетариата, как на политическую, классовую борьбу, первой целью которой является не простое завоевание буржуазного государственного аппарата, а его разрушение и провозглашение диктатуры пролетариата; также мало можно затушевать и тот факт, что Энгельс говорил об „отмирании государства". Маркс и Энгельс так часто и отчетливо подчеркивали это, что было бы бессмысленно отрицать этот факт, как это делает Каутский, ссылаясь на то, что Маркс говорит о диктатуре пролетариата лишь попутно и в одном письме. Наоборот, Кунов даже констатирует, что Маркс занимал «враждебную позицию по отношению к институту государства», в то же время он обнаруживает, противоречие в произведениях Маркса и Энгельса. Две души, по мнению Кунова, жили в груди Маркса: душа революционера, с одной стороны, и социолога — с другой. Революционер Маркс, говорит Кунов, ненавидел государство, дал анархистам увлечь себя этому чувству ненависти и потерял объективный масштаб ученого; социолог же Маркс исправлял ошибки первого и стоял на более правильной позиции. Многочисленными цитатами Кунов старается доказать факт этого противоречия, цитатами, большая часть которых либо искажена, либо же неправильно истолковывается, для каковой цели Кунов цитирует соответствующие места неполностью.

     Что здесь со стороны Кунова мы имеем грубую фальсификацию, ясно a priori. Маркс и Энгельс высказывались по вопросу о государстве не «случайно». Марксизм представляет из себя законченную теорию общества. Из этой теории с внутренне-логической последовательностью вытекает роль государства в обществе.

     После исследований Ленина о государстве эта внутренняя логика марксистской теории государства, ее органическая связь с марксистской теорией общества стали настолько ясными, что даже Макс Адлер не решается этого отрицать. Он говорит: «Самым существенным в марксистском понимании государства является подчеркивание факта классового господства, так что такая общественная формация, как государство, является постоянно лишь одной из форм классового господства». «Сама уже идея диктатуры пролетариата означает, что политическая демократия именно потому, что она представляет из себя лишь одну из форм классового господства, никогда не была возможна и никогда не будет возможна без диктатуры. Диктатура пролетариата не является в таком случае уже чем-то неслыханным, но представляет из себя хотя и в форме политической демократии (!!) замену буржуазной диктатуры диктатурой пролетариата». («Die Staatsauffassung des Marxismus»).

     Все это сей добрый муж, конечно, списал у Ленина, без указания источника. Это показывает по меньшей мере, что даже наиболее разумный из оппортунистов вынужден был склониться перед внутренней логикой марксистской теории. Стоит лишь последовательно продумать марксизм, чтобы прийти к выводу, что марксова теория общества, классов и классовой борьбы с неизбежностью ведет к концепции государства, как органа принуждения, а следовательно, к выводу о необходимости разрушения теперешнего буржуазного государства, к провозглашению диктатуры пролетариата и к последующему затем отмиранию государства. Все эти звенья в теории являются «составными частями одного целого», они суть логические моменты единой целостной системы.

     Точку зрения Маркса на государство Каутский в основном излагает правильно. Искажения начинаются у него только тогда, когда он подходит к вопросу о диктатуре пролетариата в «переходную эпоху». Уничтожение государства Маркс и Энгельс считали неизбежным.

     Как мы видим, это знает и Кунов и Макс Адлер. Но Кунов старается доказать, что Маркс противоречит себе в различные периоды своей деятельности.

     Но отмиранию государства в последнем этапе должно предшествовать разрушение буржуазного государства в процессе пролетарской революции и создание государства переходного периода, которое, по выражению Энгельса, «не является уже более государством в собственном смысле этого слова». В период пролетарской революции государство из органа подавления народных масс, каковым оно было до сих пор, превращается в руках трудящихся масс в орган подавления бывших угнетателей. Этот логический вывод из марксовой теории так же мало нравится Кунову, как и Каутскому.

     Русская революция показала, в какой степени разрушение государства является необходимой предпосылкой успеха пролетарской революции; в то время, как немецкая революция 1918 г. показала наоборот, что сохранение старой государственной машины является необходимым следствием революции буржуазной. Сама практика и здесь служила интерпретацией теории Маркса. Каутскому, конечно, наплевать как на эту практику, так и на теорию Ленина; он еще раз судорожно пытается доказать, что Маркс требовал лишь завоевания государственной власти, а не уничтожения, а тем более разрушения государства (стр. 24).

     Для него решающее значение имеет не эта внутренняя логика марксистской теории, наоборот, он предпочитает здесь следовать по стопам своего учителя, а учителем для него, является тот самый Кунов, которого он обвиняет в искажении цитат. Каутский действует такими же способами, как и последний. Он берет цитату из Маркса, вырывает ее из контекста, произвольно ее толкует, искажает ее смысл и Маркса-революционера превращает в мягкотелого демократа, который хотя вообще и не стоит за государство, но в то же время в душе мечтает о теперешнем буржуазном государстве, парламентаризме и демократии.

     Так, Каутский цитирует одно место из «Гражданской войны во Франции», где Маркс говорит, что «коммуна хотела лишить старую государственную власть лишь органов подавления», и приводит тут же знаменитое место из письма к Кугельману, где Маркс объявлял разрушение бюрократически-милитаристской машины «предварительным условием всякой действительно народной революции на континенте».

     И тут Каутский с торжеством заявляет:

     «Отсюда видно, что Маркс, говоря о перевороте, произведенном коммуной в государственной системе, нигде не имел в виду уничтожения государства, — и даже самую необходимость такого переворота ограничивал европейским континентом. А ведь Англия и Америка также являются государствами»!!! (стр. 25).

     Маркс определенно говорит о разрушении государства. Нет, возражает Каутский: он говорит только о государственном «перевороте на континенте» Прекрасно, г. Каутский, но как же с Германией, она ведь тоже лежит на континенте?! Почему не помогаете вы Германии по «разрушению» государства? Но разве я сказал на «континенте» отвечает Каутский. Я ошибся. Нужно было сказать только во Франции и то лишь — в период коммуны!

     «Он (Маркс) говорил только о том, что необходимо сломать бюрократически-милитаристическую машину, оставшуюся от второй империи» (стр. 26).

     Маркс вполне отчетливо выдвигает те методы, которые применяла коммуна в борьбе с конкретным государством во Франции, в качестве «предпосылки всякой народной революции на континенте». Недаром же Каутский из учителя Кунова превратился в ученика своего же ученика. Он, как и Кунов, бессовестно искажает слова Маркса. Но он делает это еще лучше последнего.

     «Завоевание» государства Каутский, по образцу всех буржуазных демократов, неизлечимо страдающих парламентским кретинизмом, представляет себе в форме завоевания парламентского большинства. После того, как он (стр. 35) приводит схоластический пример двух конкурирующих в беге, из которых один, капитализм, экономически все время является лучше организованным чем пролетариат, он приходит к выводу, что политическая борьба пролетариата обеспечивает большие шансы для победы. Государство должно быть завоевано.

     «Не расширить нужно полномочия государственной бюрократии, а, по возможности, ограничить их» (стр. 36).

Маркс в своей критике Готской программы (1875 г.) говорит: «Свобода состоит в том, чтобы превратить государство из органа, стоящего над обществом, в орган совершенно подчиненный ему».

     По мнению же Каутского:

     «Это положение ни в коем случае не означает уничтожения государства, а преобразование его в духе демократии».

     Как мы видим, протест Каутского против Куновских искажений Маркса отнюдь не следует принимать в серьез! Если бы Кунов признал заслуги Каутского в деле оппортунизма и измены и не выругал бы его вульгарным марксистом, этот бывший марксист не пошевельнул бы и пальцем, чтобы защитить Маркса от искажений. Каутский сам в этом отношении ни в чем не уступает Кунову! Спрашивается, где стоит в цитированном месте из Маркса пресловутое словцо о преобразовании государства в духе демократии? Как раз наоборот! Если прочитать указанное4 место, то становится ясно, что Маркс употребляет это выражение как раз в обратном смысле. Он говорит: Вы немецкая рабочая партия говорите о «свободном государстве». «Что такое свободное государство?» Государство тем свободней, чем неограниченней его власть. Наоборот, свобода народа заключается в том, чтобы ограничивать свободу государства. Чем менее свободным является государство — тем более свободен народ. Но кто из них является более свободным: государство или народ — это зависит от существующих, общественных отношений, ибо государство является не каким-то самостоятельным организмом, а имеет свои корни в обществе:

     «Является вопрос: какой перемене подвергнется государство в коммунистическом обществе? Это вопрос, на который может дать ответ только наука».

     А дальше следует знаменитое место о политике переходного периода:

     «Во время которого не может быть иного государства, кроме революционной диктатуры пролетариата».

     Но Маркс не ограничивается этими словами. Непосредственно вслед за этим он прямо и определенно говорит, что он имеет, здесь в виду не демократическую республику. Ваши «политические требования, говорит он, не содержат в себе ничего, кроме старой, давно известной всему миру демократической литании» И дальше он продолжает:

     «Та же вульгарная демократия, которая видит в демократической республике осуществление царства божия на земле и не подозревает, что в этой последней из государственных форм буржуазного общества должна разыграться последняя решительная борьба классов, — сама вульгарная демократия стоит неизмеримо выше этого рода демократничанья в границах дозволенных полицией, но запрещенных логикой».

     Маркс весь свой сарказм направляет на этих демократов, которых он и Энгельс в «Гражданской войне во Франции» пригвоздили к позорному столбу, которых он и Энгельс чурались, как неизлечимых парламентских кретинов! А теперь Каутский самого Маркса превращает в демократа. Но Маркс не был Каутским, он обладал свойством высказывать ясно то, что он думал. Лишь «буржуазные критики» обвиняли Маркса в «запутанности и неясности» — поскольку они их собственную запутанность и неясность вкладывали в систему Маркса и затем, конечно, их там обнаруживали. Если бы Маркс понимал под «пролетарской диктатурой преобразование государства в духе демократии», то это он бы сказал.

     Но дело обстоит наоборот. Демократическое государство и демократическую республику он характеризует как раз, как «последнюю государственную форму буржуазного общества, в которой разыграется последняя решительная борьба классов». Он явно говорит здесь не о последней форме государства вообще, а о последней государственной форме буржуазного общества. И ясно, почему: продуктом «решительной борьбы классов должна быть новая форма государства, революционная диктатура пролетариата», которая является не государственной формой буржуазного общества, а государством переходного периода «между капиталистическим и коммунистическим обществом». Маркс говорит здесь ясно и определенно, что он думает: демократическая республика и республика пролетарская не только не тождественны, но, наоборот, вторая исторически следует за первой, диктатура пролетариата воздвигается лишь на развалинах буржуазной демократии. Таким образом «интерпретация» Каутского стоит на одном уровне с «интерпретацией» Кунова. Возьмите все возмущения Каутского по поводу открытых им искажений Кунова, и вы сможете целиком приложить к нему самому его собственные же слова.

     Из сказанного видно, что может говорить Каутский о нас, большевиках (см. в том же месте). Если он искажает Маркса, то неудивительно, что он искажает также Ленина и большевистскую теорию. Большевики, говорит он, хотят сделать государственный аппарат всесильным: по отношению к обществу. Это утверждение в корне противоречит тому, что говорят и делают большевики, ведущие упорную борьбу против бюрократизма. Этот бюрократизм является наследием старого общества и освободиться от него так же трудно, как и от всего старого общества. Но, чтобы вообще от него освободиться, мы сделали для этого все возможное при данной исторической ситуации, и нет того дня, когда бы мы не вели борьбу с этим злом, в котором мы отдаем себе полный отчет. И свое, в корне ложное утверждение на счет того, что якобы всемогущество государственного аппарата представляет для нас цель, Каутский заканчивает словами:

     «Ленин сходится с Куновым в том, что оба они видят в расширении функций и полномочии правящей бюрократии сущность нового, более высокого социалистического государства».

     Он не только решается подписаться под этой фактической неправдой, но он имеет еще наглость величайшего, теперь покойного вождя угнетенного человечества относить в одну кампанию с Куновым. Когда Каутский писал эти строки, Ленин был тяжело болен, а когда он умер, даже злейшие враги пролетариата склонили свои знамена перед вождем революции; весь мир (даже те, которые его не понимали) был потрясен смертью великого человека. Только «марксист» и «революционер» Каутский отпускает ругательства по адресу величайшего человека нашего столетия.

Разве он не судит здесь самого себя?

     Еще несколько слов о том, как «ренегат Каутский» срывает маску с лица ренегата Кунова. В главе «Вотирование бюджета» Каутский рассказывает о том, как Кунов в начале мировой войны был против вотирования кредитов, следовательно, против оппортунизма и как он вскоре же после этого радикально изменил свою позицию. Точно так же Кунов был до войны против вотирования кредитов вообще. Естественно, Каутский подчищает это позорное пятно в истории социал-демократии. Он пишет:

     «Вопрос о военных кредитах вызвал резкие разногласия во всей социал-демократии. Но разногласия коренились в различном понимании сущности разразившейся войны и не были связаны с тем, что одни остались верны своим взглядам, а другие им изменили».

     Он прав! Они остались себе верны. Они были оппортунистами и оппортунистами остались.

     «И поэтому обе группы партии, как только миновала война, снова слились в один организм, который они составляли до войны».

     Какого свойства это единство, об этом мог бы кое-что рассказать Пауль Леви. Это единство не только простирается от Носке до Леви, но и от Каутского до Кунова. Все они сидят в одной партии и с полным правом. Все они принадлежат к одной партии, к германской социал-демократии, к партии измены. И если они переругиваются друг с другом, называют друг друга вульгарными марксистами, выбалтывают свои секреты, то это они делают не потому, что одни отворачивается от измены других, а лишь потому, что одни хотят проделать более основательно дело измены, чем другие. Они достойны друг друга и той партии, в которой они сидят.

     Брошюра сопровождена «приложением», посвященным теоретически-социологическому вопросу об «обществе и общине» (Gesellschaft und Gemeinschaft). На этом вопросе, имеющем известное теоретическое значение, мы, естественно, не можем останавливаться в этом предисловии, которое не может быть обширным. Мы заметим лишь, что и здесь Каутский открывал много искажений, сделанных Куновым. О глубине же его собственных рассуждений можно судить по следующему выдвигаемому им положению: «обществами являются: орды, кланы, род, община-марка, государство».

     Из органа классового общества, как трактует государство марксизм, оно превращается у Каутского в общество. Кунов был не так уж неправ, когда назвал Каутского вульгарным марксистом. Он ошибся лишь постольку, поскольку и себя не причислил к этому же званию.

 

Ladislaus Rudas.

Moskau, den 14 März 1924.