Предисловие

 

    Вопрос о постановке уголовной ответственности в преступлениях, учиненных толпой, которому посвящена работа Л.М. Зайцева, в настоящее время занимает криминалистов не столько психологической своей стороной, сколько уголовно-правовой. Как и в какой мере следует установить ответственность отдельных участников толпы? После того, как литературой было указано на то, что та или иная роль отдельных членов временного, слабо организованная, объединенного единою эмоцией скопища, которое называется толпою, зависит не столько от сознательного распределения ролей, сколько от полусознательных импульсов и реакций, подражательно испытываемых каждым и неодинаково отражающихся у отдельного индивида, на практике обнаружилась невозможность простого применения к ним общих начал соучастия и ответственности, принятых в уголовном праве. Обычное уголовное право рассчитано прежде всего на индивидуальное сознание ответственности, а оно именно и стирается в смутных коллективных переживаниях толпы; волевой контроль, поддерживающей это сознание ответственности, теряет свою силу вследствие сильного психического воздействия на активные эмоции находящегося в толпе индивида. Указывают, что для справедливого отношения к участникам массовых преступлений необходимо выработать новые критерии, над созданием которых в настоящее время и трудятся криминалисты.

    Автор настоящей брошюры скорее ставит, чем разрешает этот вопрос. Он сам колеблется между двумя диаметрально противоположными мнениями — началом полной безответственности участников массовых преступлений и принципом усиленной ответственности их по сравнений с индивидуальными преступными деятелями. Первый вывод последовательно получается из тезиса об особенном состоянии гипноза, в котором находится каждый участник. Второй — из тезиса об особенной опасности преступной толпы и из того положенья, защищавшегося теорией Фейербаха, что наказание должно быть тем строже, чем сильнее склонность к учинению преступления. Нужно, впрочем, признать, что автор несколько увлекается безусловным значением выставленных им тезисов и потому только приходит к таким крайним выводам. Гипнотическое состояние толпы бывает лишь в самые напряженные моменты; в остальное время участники в толпе редко доходят до совершенной автоматичности, которая только и рассматривается, как исключающее вменяемость состояние. С другой стороны, принцип Фейербаха, на котором базирует автор свой второй вывод, никогда не имел в уголовном праве сколько-нибудь широкого признания. Определение наказания происходить не по физическому закону, по которому «действие должно быть равно противодействию», а на основании более сложного учета социальных и антисоциальных мотивов поведения. Более правильно основывать возвышенную наказуемость на объективном моменте — большей опасности массовых преступлений, как это в настоящее время делается хотя бы германскими криминалистами, предлагающими возвышенную наказуемость соучастия, в виду особой его опасности.

    Но если выводы автора неприемлемы в их безусловном видь, то все же они интересны, как показатель крайней неопределенности постановки ответственности при массовых преступлениях в современной литературе. Трудно признать правильными и другие попытки решения, как напр. предложение итальянского писателя Пульезе (Il dellitto colletivo 1887) считать всех участников толпы уменьшенно вменяемыми, или, следуя Тарду, делить их на ответственных сознательных руководителей (meneurs) и бессознательно руководимое стадо (menes); трудно видеть в них без разбора случайных преступников или преступников страсти, как делает господствующая доктрина. По нашему мнению, вопрос об ответственности участников массовых преступлений не допускает общего простого решения. Это вопрос сложного диагноза в каждом отдельном случае, для которого наука может установить только общие принципы. Действительно, в толпе мы можем установить участие индивидов, действовавших вполне автоматически, сильно поддавшихся внушению, участие сознательных хладнокровных руководителей, преследующих свои цели, участие лиц, поддавшихся страсти, лиц, находившихся в состоянии умоисступления, уменьшенной вменяемости и пр. Если бы суд с помощью экспертизы мог каждый раз индивидуально исследовать психологию каждого лица, находившегося в толпе, то самая практическая важность проблемы исчезла и новых критериев не требовалось бы для науки. Но, к сожалению, такое исследование невозможно в большинстве случаев, так как индивидуальная психика редко воплощается здесь в такие формы, которые могли бы стать позднее предметом судебных доказательств; она исчезает, порою даже не отражаясь ярко в сознании самого индивида. В виду этого, как суду, так и законодателю, приходится прибегать к презумпциям. Презумпции эти могут различаться в зависимости от характера и состава толпы. Напр., толпа политических демонстрантов и толпа уличного сброда требуют каждая особого к себе отношения. Если в первой, напр., можно отрицать преимущественное влияние руководителей, которые являются только отравителями общего всем политическая настроения, то руководители второй обыкновенно являются творцами и вдохновителями массы. Разнородная и однородная толпа точно так же требуют создания неодинаковых презумпций. В первой внушаемость отдельных участников значительно сильнее, чем во второй, где однородность действий обусловливается порой скорее простым принуждением со стороны большинства или пассивным отношением к господствующему настроению, чем активной внушаемостью. Мы не станем здесь рассматривать ту классификаций отдельных масс, какую можно сделать с точки зрения создания тех или иных общих презумпций относительно характера ответственности отдельных участников. Эти презумпции, всегда допуская известную степень неправильности, могут облегчать работу суда в отдельных случаях, но едва ли они могут претендовать на безусловное признание в законе. Роль их — служить гипотезами, с точки зрения которых факты могут представиться в качестве ценных показателей определенных настроений того или иного участника. Из таких гипотез, по нашему мнению, весьма важной является презумпция неполной вменяемости лиц, находящихся в аффектированной толпе, вследствие чего наказание им по справедливости должно быть уменьшено. Эту неполную вменяемость не следует однако смешивать с случаями уменьшенной вменяемости при переходных состояниях психической нормальности (истерия, нейрастения и пр.), где должны применяться не меры наказания, а особые меры лечебно-охранительного характера.

    Но бывает и такое затруднительное для суда предположите, когда даже создание презумпции не проливает света на постановку ответственности каждого из соучастников. Суду, предположим, неизвестно, как образовалась толпа, кто непосредственно учинял преступные деяния, какие были ее психологические переживания. В этих случаях собственно-уголовная репрессия должна сложить оружие, ибо отдаленная презумпция не может служить основой для построения уголовной ответственности. Но устраняя уголовную ответственность, законодатель обыкновенно вводит ответственность полицейскую, карая участие в толпе, как формальный деликт, как деяние, создающее общественную опасность. Как при всех случаях полицейско-уголовной ответственности, психологические переживания индивида уже не играют роли, достаточно одного акта участия в толпе. Тяжесть такой ответственности будет зависеть от опасности толпы с полицейской точки зрения. У нас, напр., в уголовном уложении 1903 г. критерием для различения степени опасности толпы является та степень сопротивляемости, которая была оказываема толпой полицейским действиям (ст. 120), цель толпы (ст. 121) и последствия деятельности толпы в целом (ст. 122, 123). Эта полицейская ответственность за участие в толпе или скопище, по терминологии нашего права, не должна рассматриваться как нормальная, а лишь как вспомогательная на тот случай, если суд не мог индивидуально установить степень участия каждого из участников толпы в том или ином выполненном толпою акте. Чем точнее будут способы распознавания психологии толпы судом, тем больше эта менее высокая по своему социальному характеру полицейская форма ответственности, бывшая когда то единственно господствующей, будет заменяться более высоким типом — индивидуально-уголовной ответственностью. И в этом отношении большую пользу могут сослужить удачные методы психологического диагноза преступной толпы.

    Работа Л.М. Зайцева, снискавшая автору ее Certificat de science penale Парижского университета, знакомит русских читателей с существующей литературой по этому вопросу и дает некоторый указания к надлежащему понимание ответственности при массовых преступлениях. При той практической важности, какую приобрели процессы о массовых преступлениях за последнее время в русской жизни, мы думаем, проблема эта должна заинтересовать широкие круги читателей.

 

П. И. Люблинский.

 

1 мая 1909.